Принцесса-невеста

Естественно, просьба его была исполнена. Хампердинк поспешил прочь, отпер кладовую, извлек оттуда несколько пар сапог, когда-то принадлежавших гульденским солдатам, и побежал на двор.

Лютик же неторопливо и безмятежно шествовала между старым королем и королевой. Вовсе не о чем беспокоиться – Уэстли сорвет ее свадьбу и увезет ее отсюда навсегда. Истинная правда обрушилась на Лютика лишь на полпути к опочивальне Хампердинка.

Уэстли нет.

Милый Уэстли не пришел. Не счел нужным ее спасти.

Она глубоко-глубоко вздохнула. Не печально – скорее прощально. Она войдет в опочивальню Хампердинка, и все закончится. У него там прекрасная коллекция шпаг и кинжалов.

Прежде Лютик не задумывалась о самоубийстве всерьез. Нет, она, конечно, задумывалась; все девушки изредка об этом думают. Но всерьез – никогда. С кротким удивлением она поняла теперь, что на свете нет ничего проще. Под дверью принца она пожелала королевской чете доброй ночи и направилась прямиком к той стене, где висело оружие. На часах 17:46.

В 17:37 Иньиго так удивился графской трусости, что на миг застыл. Потом кинулся в погоню, и, конечно, бегал он быстрее, но граф успел проскочить в дверь, захлопнул ее за собою и запер, и Иньиго никак не удавалось открыть.

– Феззик! – в отчаянии позвал он. – Феззик, ломай дверь.

Но Феззик опекал Уэстли. Ему поручили остаться и защищать Уэстли; Феззик видел Иньиго, но ничего не мог поделать; а Уэстли зашагал. Медленно. С трудом. Но самостоятельно.

– Ты ее вышиби, – посоветовал Феззик. – Плечом, посильнее. Она поддастся.

Иньиго попытался. Иньиго бил плечом снова и снова, но он, в отличие от двери, был тонок.

– Граф от меня убегает, – сказал Иньиго.

– А Уэстли беспомощен, – напомнил ему Феззик.

– Феззик, ты мне нужен! – заорал Иньиго.

– Я на минутку, – сказал Феззик, ибо кое-что делаешь вопреки всему, и если другу нужна помощь, ты ему помогаешь.

Уэстли кивнул и зашагал дальше – все равно медленно и с трудом, но, однако же, сам.

– Поспеши, – подгонял Иньиго.

Феззик поспешил. Притопал к запертой двери и бросился на нее всем телом.

Дверь не сломалась.

– Прошу тебя, – подгонял Иньиго.

– Сейчас-сейчас, – пообещал Феззик, отошел на пару шагов и плечом врезался в дерево.

Дверь слегка подалась. Чуть-чуть. Маловато.

Феззик отошел подальше. Затем с ревом помчался по коридору, обеими ногами оттолкнулся от пола – и дверь треснула.

– Спасибо, спасибо, – сказал Иньиго, уже в нее пролезая.

– А теперь мне куда? – окликнул Феззик.

– Назад к Уэстли, – ответил Иньиго, на всех парах мчась в погоню анфиладой комнат.

– Вот дурак, – укорил себя Феззик и возвратился к Уэстли.

Только Уэстли уже не было. В животе у Феззика закопошилась паника. Тут ведь полдюжины коридоров.

– Куда куда куда? – говорил Феззик, размышляя, хоть раз в жизни стараясь все сделать верно. – Знаем мы тебя, – сказал он вслух, – наверняка выберешь не тот, – и с этими словами выбрал коридор и побежал со всех ног.

Он выбрал не тот.

Уэстли остался один.

Иньиго нагонял. Миг за мигом он мельком различал вельможу в следующей комнате, но едва добегал, граф уже был в следующей. И все-таки с каждым разом Иньиго нагонял. К 17:40 он уверился, что наконец после двадцатипятилетней погони вот-вот окажется наедине со своим возмездием.

К 17:48 Лютик вполне уверилась, что умрет. За минуту до того она разглядывала принцево оружие. Самый смертоносный клинок был и самым потертым – флоринский кинжал. Острый, входит легко, к рукояти расширяется тетраэдром. Говорят, чтобы кровь быстрее вытекала. Их ковали всевозможных размеров, а у принца был, пожалуй, один из самых крупных – лезвие у рукояти толщиной с запястье. Лютик сняла кинжал со стены и приставила к сердцу.

– На свете так редко встречается совершенно прекрасная грудь; не порть свою, – услышала она.

А на кровати лежал Уэстли. На часах было 17:48, и Лютик поняла, что никогда не умрет.

Уэстли считал, что его час истечет в 18:15. Разумеется, час тогда и истекал, но ведь у него не было часа – сорок минут, и все. То есть до 17:55. Еще семь минут. Но, как уже говорилось, откуда Уэстли было знать?

И откуда было знать Иньиго, что у графа Рюгена имеется флоринский кинжал? И что граф Рюген мастерски с ним обращается? Лишь к 17:41 Иньиго загнал графа в угол. В бильярдной.

– Здрасте, – хотел было сказать Иньиго, – меня звать Иньиго Монтойя; вы убили моего отца; пришла ваша смерть. – Успел он сказать поменьше: – Здрасте, меня звать Иньи…

А затем кинжал перекособочил ему все нутро. От удара Иньиго зашатался и спиной влетел в стену. Силы и кровь вытекали так стремительно, что ноги не держали.

– Доминго, Доминго, – прошептал он и в пять часов сорок две минуты потерянно рухнул на колени…

Поведение Уэстли смутило Лютика. Она кинулась к нему, ожидая, что он встретит ее на полпути страстным объятием. Но Уэстли только улыбнулся и остался возлежать на подушках принца, а подле него покоилась шпага.

Лютик свершила весь путь одна и упала на своего драгоценного и единственного Уэстли.

– Поделикатнее, – сказал тот.

– В такую минуту тебе нечего больше сказать? Только «поделикатнее»?