Принцесса-невеста

Тот и сам поджаривался, ибо у всякой мантии всесожжения есть пределы, и ему хотелось разоблачиться, но сначала он потянулся к Еллину.

– А – этот, что ли? – спросил Еллин и уронил ключ; Иньиго убрал шпагу, и Главнокомандующий улизнул.

– Открой ворота, – сказал Уэстли Феззику.

– Очень жарко, – ответил тот. – Можно я сниму эту хламиду?

Уэстли кивнул, Феззик стащил горящую мантию и уронил на землю, а затем отпер ворота и приоткрыл створки, чтобы все трое протиснулись.

– Запри, а ключ оставь себе, – сказал ему Уэстли. – Наверное, половина шестого уже миновала; надо сорвать свадьбу за полчаса.

– А когда победим – тогда что? – спросил Феззик, ворочая ключом в огромном замке. – Где встречаемся? Я такой человек – мне надо все объяснять.

Не успел Уэстли ответить, Иньиго вскрикнул и выставил шпагу. Из-за угла к ним бежали граф Рюген и четверо стражников замка. На часах 17:34.

Сама свадьба закончилась только в 17:31, и ради этого принц исчерпал без остатка весь свой талант убеждения. Когда вопли за воротами перешли все границы приличий, Хампердинк мягчайшим манером перебил архидиакона:

– Преосвященство, моя любовь попросту превозмогает мое терпение – переходите, пожалуйста, к заключительной части церемонии.

На часах 17:27.

– Хампердинк и Лютик, – промолвил архидиакон, – я старый человек, и соображений о браке у меня немного, но мне представляется, что в этот наисчастливейший день я обязан ими с вами поделиться.

(Архидиакон был глух как тетерев, и этот недуг донимал его лет с восьмидесяти пяти. В последние годы архидиакону почти не становилось хуже – разве что обострилось патологическое косноязычие. «Буак, – говорил он. – Стауый чеуовек». Очень трудно было относиться к нему всерьез, если поминутно не напоминать себе о его титуле и прошлых свершениях.)

– Буак… – начал архидиакон.

– Преосвященство, я вновь перебиваю вас во имя любви. Умоляю, по возможности поспешите к финалу.

– Буак – гуёза в гуёзе.

Лютик почти не замечала, что происходит. Уэстли, наверное, уже мчится по коридорам. Он так красиво бегает. Еще на ферме, задолго до того, как она познала глубины своего сердца, ей приятно было смотреть, как он бежит.

Кроме молодых, присутствовал только граф Рюген, и суматоха у ворот нервировала его. За дверью он выставил четырех своих лучших фехтовальщиков, и в крошечную часовню никто не ворвется, но все-таки, что ни говори, там, где полагается стоять Погромной дружине, слишком много народу слишком громко вопит. В замке остались только эти четверо стражников графа: для грядущих событий публика принцу не требовалась. Только бы этот церковный болван поторопился. Уже 17:29.

– Гуёза буака в сеудце гуёзы вечного умиуотвоуэния. Помните: вечность – наш дууг, а убовь неизменно согуэвает вас.

В 17:30 принц решительно подскочил к архидиакону.

– Мужем и женой! – рявкнул он. – Мужем и женой. Говорите!

– Я туда еще не добуался, – ответил архидиакон.

– Вы только что прибыли, – сказал принц. – Сию секунду!

Лютик прямо видела, как Уэстли огибает последний поворот. Снаружи четверо стражников. Десять секунд на каждого, взялась вычислять она, но бросила, потому что с цифрами у нее никогда не ладилось. Лютик поглядела на свои руки. Ой, подумала она, надеюсь, я ему все еще нравлюсь; ночные кошмары здорово меня потрепали.

– Мужем и женой, объявуяю вас мужем и женой, – произнес архидиакон.

– Спасибо, преосвященство, – сказал принц и развернулся к Рюгену. – Прекрати этот дурдом! – распорядился он, но граф уже мчался к дверям часовни.

На часах 17:31.

Граф и стражники бежали к воротам целых три минуты, а когда добежали, граф не поверил глазам – он сам видел, как Уэстли убили, и, однако же, перед ним Уэстли. А еще великан и смуглый человек со странными шрамами. Зеркальные шрамы на щеках что-то разбередили в недрах памяти, но сейчас не время составлять мемуары.

– Этих убить, – скомандовал граф стражникам, – второго по росту оставить до особых предписаний.

И четверо стражников обнажили шпаги…

…но поздно; слишком поздно, слишком долго думали, ибо, едва Феззик прикрыл собою Уэстли, Иньиго пошел в атаку, засверкал великолепный клинок, и четвертый стражник умер, не успел толком упасть первый.

Иньиго постоял, тяжело дыша. Затем полуобернулся к графу Рюгену и ловко отвесил изящный поклон.

– Здрасте, – сказал он. – Меня звать Иньиго Монтойя. Вы убили моего отца. Пришла ваша смерть.

В ответ граф совершил поистине замечательный и неожиданный поступок: он развернулся и драпанул. На часах 17:37.

У дверей часовни король Лотарон и королева Белла увидели, как граф Рюген ведет четверых стражников в атаку по коридору. В часовне венценосная чета застала Хампердинка, Лютика и архидиакона.

– Мы слишком рано? – спросила королева Белла.

– События разнообразны, – сказал принц. – Вскоре все беспримерно прояснится. Но боюсь, не исключено, что в эту самую минуту на нас напали гульденцы. Мне нужно побыть одному в саду и разработать план битвы – не согласитесь ли вы лично проводить Лютика в мою опочивальню?