Принцесса-невеста

И вы уж простите, но так никого не убивают. Так не делают. Только чтоб история началась взрывом.

Иными словами, я такого начала не одобряю. Мне в первой главе многое не нравится. Но вы сами знаете, почему я вынужден смириться.

И еще я не уверен, что нужно оставить нижеследующий фрагмент про Иньиго. Мы с моим издателем Питером Гезерсом[62]крупно поцапались. Гезерс против фрагмента – говорит, так все еще сильнее запуталось. Я приведу свои доводы позже, а вы пока гляньте, из-за чего сыр-бор.

2. Иньиго

Иньиго был в Отчаянии.

На карте не найти (это было уже после карт), но не потому, что картографы не знакомы с Отчаянием, а потому, что картографы, прибывая туда для подсчетов и измерений, впадали в тоску, пристращались к бутылке и во всем сомневались – в основном недоумевали, на кой ляд человеку работать каким-то дурацким картографом? Без продыху мотаешься по миру, имени твоего никто и знать не знает, а главное, все столько воюют, что границы вечно ползают туда-сюда – ну и какая разница? В общем, картографы того периода заключили джентльменское соглашение по возможности держать эту область в секрете, а то понабегут туристы – и помрут. (Если вам все же позарез надо туда скататься, область эта расположена ближе прочих к Прибалтийским странам.)

Все в Отчаянии удручало. На земле ничего не росло, небесные осадки не давали повода для приятных бесед. Вся страна погрязла в слякоти и сырости, и отчего население оттуда не удрало – вопрос не только хороший, но единственный. Местные лишь о том и талдычили.

– Может, переедем? – что ни день говорили мужья женам, и жены отвечали:

– Слушай, ну я не знаю, давай, – а дети скакали и визжали:

– Ура-ура, тикаем отсюда!

Но затем ничего не происходило.

Биндибу живут еще ужаснее и тоже мало путешествуют. Отчасти утешает, что хуже не будет, ибо хуже некуда.

– Мы пережили всё, – говорили себе местные. – А если подхватимся и мотанем, например, в Париж, заболеем там подагрой, и нас с утра до ночи будут хулить парижане.

Иньиго, однако, питал слабость к этому краю. Именно здесь много-много лет назад он впервые одержал победу на турнире по фехтованию. Он приехал незадолго до начала, и на сердце было тяжко. Слезы вечно на подступах. Никак не удавалось встряхнуться – и все из-за того, что приключилось с ним в Италии, в его первый приезд. А ведь с какими надеждами отправлялся в путь…

К двадцати годам Иньиго Монтойя из испанской деревни Арабелла скитался по миру уже восемь лет. Охоту на шестипалого вельможу, убийцу своего возлюбленного отца Доминго, Иньиго пока не развязал. Он еще не был готов и не будет, пока великий оружейник Есте не объявит, что Иньиго готов. Есте, дражайший отцовский друг, не пошлет Иньиго на битву, если у того есть изъяны. Изъяны чреваты не только смертью, но хуже того – унижением.

Лишь одно знал Иньиго, лишь это, и больше ничего: когда наконец он отыщет своего мучителя, встретится с ним лицом к лицу и скажет: «Здрасте, меня звать Иньиго Монтойя, вы убили моего отца, пришла ваша смерть», у него не должно возникнуть и мысли о том, что поражение возможно. Шестипалый вельможа – мастер. И, готовясь к встрече с мастером, Иньиго скитался по свету. Рос, крепнул, учился у любого, кто умел ему передать еще не изведанные тайны. В последнее время Иньиго выбирал узкие специализации. Его таланты вышли за грань феноменального, но до благословения Есте по-прежнему недотягивали.

Недавно он побывал в Исландии, много месяцев прожил с Ардноком, великим экспертом по ледяным местностям. Иньиго уже научился драться, стоя выше и ниже противника, на деревьях, на скалах, в стремнинах. Но что, если шестипалый вельможа прибыл с далекого севера и они скрестят шпаги на изморози или подтаявшем льду? И что, если Иньиго, беспомощно поскользнувшись, лишится равновесия, лишится победы, лишится всего?

После Исландии он полгода прожил на экваторе, учился у Атумбы, мастера жары, потому что вдруг шестипалый вельможа прибыл из жарких стран, вдруг они скрестят шпаги в полдень самого жаркого дня, при 150 градусах[63], вдруг ладонь на рукояти шпаги на миг повлажнеет?