Принцесса-невеста

– Откуда мне знать – вдруг ты не найдешь шестипалого вельможу? И откуда мне знать – вдруг ты его не одолеешь? Мало ли что – вдруг меня обуяет жалость, я стану тебя ждать – а победит он?

– Это мой неотвязный кошмар. Я затем и учусь.

Она кивнула на шпагу:

– Умеешь что-нибудь?

Иньиго вышел на двор и в умирающем свете дня затанцевал со шпагой. Он желал ослепить Джульетту и завершил выступление приемом, которому много лет назад его научил шотландец Макферсон. Разворот, подбросить шпагу, в конце поклониться.

– Впечатляет, спору нет, – сказала Джульетта, когда он закончил. – Но вот найдешь ты этого мужика, проткнешь его – и что? Чем будешь на жизнь зарабатывать? Показывать свои фокусы? А мне что делать – бить в бубен и толпу зазывать? Тебе до того не грозит завоевать мое сердце, что нам и видеться больше ни к чему. Прощай.

Иньиго смотрел, как она уходит, и что уж врать-то: сердце у него ныло…

Вернулась она лишь вечером накануне Бала. Легли долгие тени. Во тьме к Иньиго летела музыка из замка. Музыканты репетировали который день. И вдруг – она, Джульетта, явилась, поманила.

– Там так красиво, – прошептала она. – Я подумала, ты захочешь посмотреть. Я проведу тебя тайком, но делай все, как я скажу, – нам не поздоровится, если застукают.

Они побежали, ненадолго задержались у кухни, затем Джульетта кивнула, и они очутились внутри, и она показала, куда теперь – налево, потом направо, – и он пошел, и ему открылась бальная зала.

Глаза отказывались постичь это зрелище. Гигантская зала, такая изысканная, цветов на целый лес, тихонько наигрывают музыканты. Иньиго таращился и никак не мог перестать, а потом Джульетта ахнула и шепнула:

– Ой нет – граф. Я побегу, прячься за дверью.

Иньиго скользнул за дверь; интересно, жестоко ли карают за проникновение в замок, за то, что видишь залы, которые дозволительно созерцать лишь власть имущим? Иньиго зажмурился; только бы граф его не заметил.

Открыв глаза, Иньиго узрел кошмар: на него в упор глядел граф. Старик, глубокий старик. Великолепно одетый. Столько презрения в глазах. И громоподобный голос.

– Ты, – начал он, уже гневаясь, – ты вор!

– Я ничего не крал… – начал было Иньиго.

– Ты кто такой?

Иньиго как-то не давалась речь.

– Мм… Монтойя. Иньиго Монтойя из Арабеллы. Из Испании.

– Испанец? В моем доме? Я устрою тут дезинфекцию! – Граф приблизился. – Ты как сюда попал?

– Меня провели. Но я не выдам, как ее зовут. Накажите меня, делайте со мной что хотите, но ее имя навеки пребудет тайной для вас. – Тут он ахнул, вдали заметив в дверях Джульетту. Махнул ей – беги, мол, – но граф стремительно обернулся и все увидел. – Не трогайте ее! – вскричал Иньиго. – Она прожила здесь всю жизнь, и ее мать тоже.

– Я был женат на ее матери! – оглушительнее прежнего взревел граф. – Ах ты, жалкий болван, никчемный ты недоделанный хапуга, позор всех тварей земных! – С воплем омерзения граф развернулся и ушел.

Подбежала сияющая Джульетта.

– Папе ты понравился, – сказала она.

Они танцевали всю ночь. Обнимались, как все влюбленные. Иньиго столько учился фехтованию, что теперь легконогой грезой кружился по зале, Джульетту обучали с раннего детства, а музыканты прежде играли жирным герцогам и нелепым купцам, но теперь, глядя, как эта смуглая пара летит, едва касаясь пола, сообразили, что музыка не должна уступать танцорам.

По сей день слуги замка Кардинале помнят эту музыку.

Разумеется, до кружения и объятий следовало прояснить пару частностей.

– Папе ты понравился, – сказала Джульетта, глядя, как в негодовании удаляется ее отец.

– Так, пауза, – сказал Иньиго. – Раз ты его дочь, значит ты графиня. А раз ты графиня, значит лгунья – ты сказала, что служанка. А раз ты лгунья, я не могу тебе доверять, ложь ничем не оправдаешь, и тем более ты знала про мои грезы и любовь. А потому я должен попрощаться. – И шагнул прочь.

– Одна мелочь? – Это Джульетта.

– Опять наврешь?

– Суди сам. Да, я графиня. Да, я солгала. Мною, знаешь ли, быть нелегко. Я на сочувствие не напрашиваюсь, но ты хотя бы выслушай. Я одна из богатейших женщин на земле. В глазах многих мужчин – одна из привлекательнейших. Я знаю, что это звучит самодовольно, но вдобавок я умна, нежна и добра. Пожалуйста, верь мне. Я оделась служанкой не для того, чтобы тебя надуть. Я всегда так одеваюсь. Чтобы знать правду. Сюда съезжаются все родовитые холостяки на тысячу миль окрест. Просят у отца моей руки. Уверяют, будто желают мне счастья, но мечтают лишь о моих деньгах. А я хочу только любви.

Иньиго ничего не сказал.

Она шагнула ближе. И снова – совсем близко. И торопливо шепнула:

– Ты со своей грезой завоевал мое сердце. Но мне нужно было подождать. Подумать. И я подумала. – Она махнула музыкантам, и те заиграли еще сладостнее. – Это наш бал. Тут нет других гостей. Я все это устроила для тебя, и, если ты не поцелуешь меня в губы, Иньиго Монтойя из Испании, я, скорее всего, умру.