Принцесса-невеста

Здесь вы не прочтете шестистраничный пассаж, в котором Пьер – а мы только и мечтаем побыть с ним подольше, да? – лечит Уэстли всякой диковинной и очень современной флоринской медициной. Ничего, естественно, не помогает: на этом жизненном этапе Моргенштерн люто ненавидел лекарей, поскольку у него были газы (если вам противно – ну извините, но я обещал Кингу, что изучу все вдоль и поперек, и прямо с ног сбился, пока не выяснил, что медицинская карта Моргенштерна выставлена в Музее, однако столь интимный документ показывают не всем, к нему допускают, только если у тебя научный интерес, и даже тогда на руки не выдают.) Я забыл, с чего начал эту фразу, простите, короче, у него были газы, ничего не помогало, и шесть страниц Моргенштерн отыгрывается на Пьере. (Так ничего, кстати, и не помогло, и тогда Феззик взял Уэстли за ноги и держал за бортом, пока у того легкие не наполнились морской водой; известное турецкое лекарство – не от смерти, впрочем, а от подагры, которой страдал Феззиков отец. Уэстли кашлял как ненормальный, зато снова заговорил.)

* * *

Когда Уэстли наконец открыл глаза, Иньиго еще не пришел в чувство, но раны перестали кровоточить. Глубокая ночь. Лютик лежала подле Уэстли на палубе, а Феззик их всех караулил. Подошел Пьер, опустился на колени, тихо произнес:

– У меня такие вести, что хуже не бывает.

– Не бывает таких вестей, – прошептал Уэстли. Поглядел Лютику в лицо. – Мы же вместе.

Пьер глубоко вдохнул и сказал:

– Вы должны сойти с корабля. До рассвета.

Не успела Лютик возмутиться, Уэстли прижал палец к ее губам.

– Конечно. Я понимаю. За нами гонится Хампердинк.

– Со всей Армадой. Мы удираем, но рано или поздно, пока вы на борту…

– Мы не можем путешествовать в таком состоянии, – сказала Лютик. – Дайте нам пару дней. Мой муж – могущественнейший человек на тысячу миль окрест. Нам нигде от него не спастись.

– Никак невозможно. Я бы рад. Команда запаникует и будет права. Нельзя, чтоб они во мне разуверились.

Уэстли кивнул. Помолчал. Окликнул Феззика. Феззик подождал.

– Помнишь, как ты лез на Утесы Безумия?

– Я туда больше не хочу, – сказал Феззик. – Я боюсь высоты.

– Феззик, – терпеливо сказал Уэстли, – я тоже не рвусь там поселиться. Ты мне просто ответь. Ты лез и нес еще троих; прошу тебя, подумай, прежде чем ответить: ты устал?

Феззик думал, пока не убедился, что ответит верно. И сказал:

– Нет.

– Почему? От этого зависят наши жизни – пожалуйста, не спеши.

Феззик мог и поспешить.

– У меня руки такие, – тихо сказал он.

Уэстли еще на него поглядел. И повернулся к Пьеру:

– Нам нужны цепи и маленькая шлюпка. – Он помолчал. – Поскорее. К рассвету высадишь нас возле острова Одного Дерева.

«Возмездие» поставило рекорд скорости – на всех парусах, с попутным ветром – и вскоре очутилось в отдаленном районе Флоринского моря. Еще до рассвета на воду спустили шлюпку, и все четверо, крепко прикованные к Феззику, в нее сели. Ни Уэстли, ни Иньиго толком не шевелились. Феззик взялся за весла. Уэстли кивнул, и Феззик погреб.

Пьер с мостика сказал:

– Буду молиться о новой встрече.

– Давай, – ответил Уэстли.

Лютик его обняла.

– Какой славный, – сказала она. – Мне кажется, он не очень-то религиозен.

– Это будет его первая в жизни молитва. И едва ли кто-то нуждается в ней больше нас.

– Почему ты так говоришь? – спросила Лютик.

– Давай просто обнимемся, – сказал Уэстли. – Пока можем.

– Довольно зловеще прозвучало, не находишь?

Феззик прислушался. В ужасе. Но в голове у него роилось столько вопросов, что он не знал, с которого начать. И он погреб дальше. Временами улыбался неподвижному Иньиго. Временами Иньиго удавалось улыбнуться в ответ.

Они молчали, все четверо. Вроде бы очень долго. Ночь выдалась – загляденье. Теплынь. На воде почти никакой ряби. Нежный ветерок.

Ахххххх.