– Я подправлю дизайн в последующих моделях, – ответил граф. – Так я сейчас планирую. – И он клеил на кожу присоску за присоской, пока Уэстли не покрылся присосками весь. – Снаружи закончили, – объявил граф. – Дальше все тоньше; будь любезен, не шевелись.
– Я прикован за руки, за ноги и за голову, – ответил Уэстли. – Как по-твоему, резво я шевелюсь?
– Ты и вправду так отважен или тебе немного страшно? Не лги, прошу тебя. Это ведь для потомков, не забывай.
– Немного страшно, – ответил Уэстли.
Граф записал это и указал время. Затем приступил к деликатной работе, и вскоре микроскопические присоски облепили нутро ноздрей Уэстли, и испод век, и барабанные перепонки, и язык, и под языком тоже, и, когда граф отошел, Уэстли снаружи и внутри был весь покрыт
– А теперь, – очень громко заговорил граф, надеясь, что Уэстли расслышит, – я запускаю колесо на максимальной скорости, чтобы мощности хватало. Деления на шкале – от одного до двадцати, а поскольку это первый раз, я задаю минимум, то есть один. Потом дергаем рычаг, и, если я нигде ничего не перепутал, установка выходит на рабочий режим.
Но как только двинулся рычаг, Уэстли отключил мозг, и когда заработала Машина, Уэстли гладил волосы как осенние листья и кожу как белоснежные сливки, и… и… и мир его взорвался, потому что присоски – присоски повсюду, прежде ему истязали тело, но не трогали мозг, а с Машиной иначе, Машина дотягивалась везде – глаза были ему неподвластны, уши не слышали ласкового шепота любви, а мозг ускользнул далеко-далеко, от любви прочь, в бездну отчаяния, жестко ударился и полетел глубже, сквозь обиталище агонии в страну боли. Внутри и снаружи мир Уэстли раздирало на куски, и он был бессилен, и его раздирало вместе с его миром.
Тогда граф выключил Машину, взял блокноты и сказал:
– Как тебе, несомненно, известно, идея насоса бытует уже много столетий – здесь мы, в сущности, имеем дело с насосом, но вместо воды я выкачиваю жизнь, и только что я выкачал у тебя один год. Позже я задам показатели выше, наверняка два или три, а может, даже пять. Теоретически пять впятеро больнее того, что ты сейчас ощутил, а посему прошу тебя отвечать конкретнее. Скажи мне честно: как ты себя чувствуешь?
В унижении, смятении и муке, в гневе, в своем головокружительном безбрежном страдании Уэстли заплакал как дитя.
– Любопытно, – сказал граф и аккуратно записал.
Целую неделю Еллин формировал солидное патрульное подразделение и достойную Погромную дружину. За пять дней до свадьбы он во главе своего отряда ожидал речи принца. Дело происходило во дворе замка, и принц явился, как обычно, с графом, хотя, что необычно, мыслями граф как будто витал где-то вдали. Так оно и было, хотя откуда бы Еллину об этом знать? За минувшую неделю граф выкачал из Уэстли десять лет, а если исходить из того, что средняя продолжительность жизни во Флорине составляет шестьдесят пять, и предположить, что в начале эксперимента подопытному было двадцать пять, остается еще около тридцати лет. Но как их лучше распределить? Эта закавыка измучила графа. Столько возможностей, но какие интереснее с научной точки зрения? Граф вздохнул; все-таки жизнь нелегка.
– Вы собрались здесь, – заговорил принц, – ибо на мою возлюбленную, вероятно, готовится второе покушение. Каждого из вас я назначаю ее личным защитником. За сутки до моей свадьбы Воровской квартал должен был зачищен, а все его обитатели брошены за решетку. Лишь тогда я вздохну спокойно. Господа, умоляю вас: считайте эту миссию зовом сердца, и я знаю, что вы не подведете меня.
С этими словами он развернулся и поспешил прочь со двора; граф последовал за ним, а Еллин остался командовать.
К усмирению Воровского квартала приступили тотчас. Каждый день Еллин трудился до седьмого пота, но квартал занимал квадратную милю, и забот у Еллина хватало. Большинство преступников не впервые сталкивались с несправедливыми и незаконными облавами и почти не оказывали сопротивления. Они понимали, что тюремных камер на всех не хватит; ну перекантуются в кутузке пару деньков – подумаешь, трагедия.
Встречались, однако, и другие злодеи – эти знали, что поимка означает смерть за прошлые выкрутасы, и сопротивлялись все как один. Еллин, искусно командуя Погромной дружиной, в конце концов взял подобных негодяев под контроль.
И однако за тридцать шесть часов до свадьбы с полдюжины уклонистов так и не покинули Воровской квартал. Еллин проснулся на заре, усталый и обескураженный – гостей из Гульдена среди пойманных правонарушителей не обнаружилось, – собрал цвет Погромной дружины и повел их в Воровской квартал; хоть тресни, а этот рейд должен стать распоследним.