– Госпожа экономисса просила передать, что корзина с едой и напитками уложена под сиденье. Дождя не предвидится, но тем не менее она положила вам плащи и шали.
– Поблагодари Сюзанну от нашего имени.
С тем мы и выкатились из замка. Я правила – хотя и делала это впервые. Но ничего, справлялась. Оливия сидела по направлению движения и громко комментировала все, что видит. Комментарии не были лишены некоторой язвительности, но тем не менее я понимала, что Оливия радуется этой поездке, как малое дитя. Я и сама радовалась. Перед нами расстилались бесконечные поля пшеницы и ржи, а впереди нас ждала роща из древних дубов, огромных, раскидистых, ровесников замка и рода Монтессори. Туда мы и направились.
Птицы, певшие в кронах старых дубов, наверное, с интересом глядели на двух девиц, расположившихся внизу. Я постелила плотное одеяло из овечьей шерсти и принялась опустошать корзинку, сервируя наш полдник на траве. Оливия же скакала кругом и давала указания, как будто я сама не могла справиться и не знала, как режут колбасу и очищают сваренные вкрутую яйца.
– Ты так долго возишься, – ворчала Оливия, – что можно поседеть и помереть с голоду, покуда ты накроешь на стол. Дай я почищу яблоки! Впрочем, с кожурой они вкуснее. Дай яблочко!
Чисто механически я кинула яблоко в ее сторону – не люблю, когда меня торопят. Оливия – слава Исцелителю – его ловко поймала и принялась есть.
– В следующий раз, – прочавкала она, вечно у нее привычка говорить с набитым ртом, – в следующий раз я возьму свой альбом и карандаши. Вдохновение прет, хочу сделать несколько пейзажей.
– Отлично. Все веселей, чем сидеть в библиотеке и читать какую-нибудь очередную поэзию!
Наконец мы расположились, привалившись спинами к мощному дубовому стволу. Кора была теплой и изумительно пахла. А если посмотреть сверху вниз на крону, то можно любоваться солнечными бликами сквозь гущу листвы…
– Красиво, – сказала я.
– А то, – согласилась Оливия, принимаясь за колбасу. На свежем воздухе у нее разыгрался аппетит.
– Между прочим, – сказала я. – Есть колбасу с хлебом гораздо вкуснее.
– А, – отмахнулась Оливия. – Я хлеб не ем, а то еще располнею, как ты, костыли не выдержат.
– Я не толстая! Я просто в теле, – немедленно возмутилась я. – Какая же ты язва! Мерзкая, худющая, корявая язва!
– Я герцогиня, язвой мне положено быть, иначе тебе станет скучно. Будешь финики? Обожаю финики.
– С колбасой?!
– Самое то. И никаких лишних фунтов. Ха-ха! А что там у нас по части выпивки?
– Э-э, ревеневый компот. И вода.
– Ну коне-е-ечно! Разве Сюзанна допустит, чтобы пили вино или медовуху?! Мы же еще несовершеннолетние, типа, смех один.
Оливия отхлебнула компота, поморщилась и заела его колбасой с финиками. Чтобы не отставать от своей прожорливой госпожи, я налегла на сыр и маринованные пикули. А что, вкуснее ничего в жизни не ела! Свежий воздух, аромат трав и цветов, сонная тишина кругом…
В этой тишине кто-то насвистывал незатейливый, но очень приятный мотивчик.
Я вопросительно поглядела на Оливию. Она успела сжевать целое кольцо копченой колбасы и сейчас посвистывала, мечтательно глядя в небеса.
– Красивая мелодия, – сказала я. – Откуда она?
Оливия оборвала свист и посмотрела на меня с крайним подозрением – мол, не издеваюсь ли я в отместку за ее шуточки насчет моей фигуры.
– Правда, красивая, – подтвердила я. – Кто ее написал?
Какое-то непривычное смущение тенью прошло по лицу моей герцогини.
– Ты? – ахнула я. – Ну, офигеть можно, как ты выражаешься! То есть я восхищаюсь вашим талан…
– Да ну тебя к дрынам, – смущенно пробурчала Оливия. – Талант, скажешь тоже. Мой папочка считает, что у калеки не может быть таланта даже подтирать себе задницу.
– Оливия, это песня?
– Ну да.
– Кончай нукать. Спой.
– Ага, а ты потом раззвонишь по всему замку. И все папашины нахлебники будут надо мной хохотать.
– Я не раззвоню. Я, конечно, подлое существо, но не до такой степени. Пой.
Оливия шмыгнула носом:
– Ладно. Это, в общем, под настроение. Можно под лютню петь или арфу.
Я молчала до тех пор, пока не поняла, что молчание становится неприличным.
– Оливия, это очень красиво, честно! Я никогда не думала, что можно написать стихи без размера и рифмы, но вот – ты же написала…
– Такие стихи пишут галльцы, – отмахнулась Оливия. – Они называются верлибр – свободный стих. Папаша мой считает верлибр низким стилем, а я вот, видишь, взяла и написала.
– Вот и прекрасно! – вдохновилась я. – А еще у тебя верлибры есть?