Принцесса с дурной репутацией

– Ага, – довольно кивнула Оливия, теперь она была в своей стихии. – А знаете, где у нас еще волос нет?

– Ах, – в ужасе выдохнуло все благочестивое дамское общество и попыталось устроить групповой обморок.

– Спокойно! – рявкнула я. – Я не облысела, а побрилась, специально ко дню приезда Его Высокоблагочестия! Вы, индюшки, разве не знаете, что такое молитвенная жертва?

– А? – выпялились родовитые индюшки в роскошных перьях (платьях).

– Моя госпожа Оливия и я добровольно лишили себя главного украшения женщины, чтобы показать Его Высокоблагочестию, как мало мы ценим все мирское и как велики наши молитвенное рвение и желание совершенствоваться. Вы что, не знаете, как мы любим Его Высокоблагочестие?

– Мы все любим Его Высокоблагочестие, да, да, – загомонили индюшки, ну ладно, дамы.

– А я все равно сильней всех люблю Его Высокоблагочестие, – тихо пискнула какая-то сухопарая куропатка в уголке.

– Так вот! – я воздела руки, как заправский оратор. – Разве не учит нас святой теодитор, что мирские красота и блага ничтожны перед красотой истинной веры?! И истинная последовательница святой юстиции своим внешним видом должна побуждать мужчину не к соблазну, а к молитвенному рвению!

Оливия за моей спиной чуть ли не костыли грызла, чтобы не заржать во весь голос.

– Сестры мои!.. – разогналась было я, но тут Фигаро бесцеремонно пихнул меня острым локтем в бок и произнес самые правильные слова:

– Кушать подано!

Все, кроме нас с Оливией, забыли о высоком и ринулись к столу, где уже призывно пахли чаши с салатом оливье, копченый лосось, омлеты с зеленью и дыни во льду.

– Девочка, ты рехнулась? – спросил меня Фигаро. – Ты что тут проповедовать взялась? Герцогиня, перестаньте ржать, как боцман на тараканьих бегах. Ладно, вы обе дурака валяете, но если это будет заразно… У нас такая встреча на носу!

– Фигаро, не бойтесь, они уже обо всем забыли, – ухмыльнулась я. – Зато как я смотрюсь со своей госпожой!

– Два сапога пара, – кивнул Фигаро. – И не вздумайте на встречу с теодитором облачиться в лосины. Женщина не должна носить мужскую одежду – за это сразу колесование. Чтоб обе завтра утром были в платьях! И геннинах!

– Но, Фигаро…

– Иначе я за себя не отвечаю! – благородный дворецкий произнес это таким тоном, что я серьезно заопасалась за свою жизнь.

Мы с герцогиней вздохнули и сели завтракать. Еле уцепили себе миску оливье и омлет.

После завтрака все высокородные дамы отправились готовиться к завтрашнему торжеству. По замку туда-сюда засновали служанки и камеристки, нагруженные платьями, шалями, шкатулками с украшениями, духами и прочими вещами, составляющими смысл жизни женщины.

– Какая суетность! – чопорно молвила моя экселенса и тут же расхохоталась. – Пойдем во двор, кому-нибудь понадоедаем. Кстати, где Себастьяно? И муравьи? Тебе нигде не попадался хороший муравейник? Или приличных размеров осиное гнездо?

Во дворе замка нас встретили без особой любезности. Тут безжалостно выметалась последняя пыль, натирались до блеска последние медные ручки и мраморные колонны; слышна была ругань рабочих, вешавших фамильную орифламму, словом, не та обстановка, чтоб оттачивать остроумие. Из оранжереи нас тоже попер главный садовник, который вместе с княжной Марысей обирал увядшие бутоны и листья, а заодно развешивал среди ветвей экзотических деревьев маленькие стеклянные копии Святой Мензурки и Благословенного Градусника, наполненные благовонными маслами.

– Все такие деловые, – развела руками Оливия. – Одни мы болтаемся, как шуты на похоронах. Куда податься? Не в комнатах же сидеть и мух давить?

– Слушай, экселенса, – мне пришла в голову идея. – Я ни разу не была в картинной галерее твоего отца. Думаю, о ней все забыли; кому придет в голову ходить по картинным галереям в такое время, и мешать мы там никому не будем. А?

– Давай, – кивнула экселенса. – Я там, кстати, несколько лет не была.

Двери в галерею были не заперты.

– Неужели и там уборка? – прошипела Оливия, но нет.

Мы вошли и увидели огромное помещение, залитое солнечным светом, бьющим в громадные окна. Стены и сводчатые колонны были увешаны картинами. Мы принялись бродить от одной к другой, как вдруг…

Я замерла перед большой картиной. На ней был изображен герцог Альбино, более молодой и улыбчивый, чем сейчас. Он сидел в резном кресле и держал на руках маленькую девочку, чье личико почти было скрыто очаровательными белыми кудряшками. Рядом с креслом стоял высокий худой человек в глухом черном плаще.

– Я никогда не видела этой картины, – сказала Оливия.

Глава одиннадцатая Встреча Особо Важной Особы – 3, или Наконец-то!

Чем дольше ждешь, тем больше оснований не дождаться. Или дождаться чего-нибудь не того.

Из проповедей Его Высокоблагочестия, т. 22

– Я никогда не видела этой картины, – повторила Оливия.

– Верю, – сказала я. – Маленькая белокурая девочка на ней – это ты?