Принцесса с дурной репутацией

– Да, мы как раз стояли перед картиной… с натюрмортом. Я пыталась привести тебя в чувство, но ты не реагировала. Тогда я отправилась за помощью. Фигаро перенес тебя в комнату, а Сюзанна все эти дни помогала мне тебя оживить. Ты не дышала четыре дня, твое тело было твердым и холодным, как мрамор, только глаза были живые. Слава Святой Мензурке, что ты очнулась! А то Фигаро уже рассуждал на тему твоих похорон. А мне, знаешь, ли, как-то не улыбается остаться без компаньонки…

– Сударыня, Люции нужно выпить чего-нибудь горячительного и укрепляющего и поесть. Я пойду и подогрею вина и сделаю гренки с сыром. Фигаро, вы, наконец, можете отправляться спать.

– Да, но если что, зовите.

Фигаро внимательно посмотрел на меня и вышел.

– Сейчас глубоко за полночь, – ответила Оливия на мой немой вопрос. – Сюзанна, мне тоже сделайте вина и гренок. А то уход за этой несчастной совершенно выбил меня из колеи.

– Хорошо, сударыня.

Сюзанна вышла.

– А теперь говори, – стиснула меня за плечи Оливия. – Что ты там увидела?

– Где?

– В картине! Ой, не прикидывайся, будто ничего не помнишь. Ты вошла в картину.

Я задрожала. Я вспомнила, как все было.

– Там абсолютная тьма, Оливия. И на самом деле шагу никуда ступить невозможно, потому что нет никакого «куда». Это не место. Это состояние.

– Не понимаю.

– Я тоже. Тьма и пустота. И голос, звучащий в моей голове. Чужой голос.

– Что за голос?

– Он назвал себя голосом Разума.

– Чьего именно?

– Вообще Разума.

– И что он говорил тебе?

Я открыла рот и как-то поперхнулась. И изо рта у меня хлынул поток черных камешков – как тот, что когда-то дал мне мессер Софус, советуя держать его во рту, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Камешки сыпались долго, и это было мучением, которое не согласишься испытать больше никогда в жизни.

Когда камешки закончились, я без сил повалилась на кровать. Оливия держала меня за руку и дрожала.

– Я все поняла, – прошептала она. – Ты узнала тайну, которая может стоить тебе жизни. Мы больше никогда не заговорим об этом, Люци, обещаю. Даже в галерею больше не пойдем. Только не умирай, пожалуйста…

– Это… камешки надо убрать… Увидят… Расспросы лишние…

– Сейчас. – Оливия сгребла камешки в свой платок, завязала узлом и сунула под кровать. – Я потом выброшу, найду момент.

Тут как раз пришла Сюзанна с вином и ароматными гренками. Вообще-то у меня не было аппетита, но они с Оливией так упрашивали. Я выпила бокал, съела гренки и вдруг невыносимо захотела спать.

– Что-то воет, – прошептала я.

– Трамонтана. Наступает зима, девочки, – сказала Сюзанна. – Герцогиня, давайте я провожу вас в ваши покои, а сама вернусь и подежурю с Люцией. Вы устали.

– Нет, я не уйду, – сказала Оливия. – Мы вполне поместимся на одной постели. А вы, Сюзанна, ступайте отдохните. Спасибо вам…

Последнее, что я видела, проваливаясь в сон, – профиль Оливии, освещенный пламенем камина. А еще, даже во сне, я чувствовала, что она держит меня за руку, и это наполняло меня счастьем, которого я не испытывала никогда в жизни.

Глава пятнадцатая Нежданная гостья

Незваный гость – как в репе гвоздь. Поступайте с ним по ситуации, дети мои. И с репой тоже.

Из проповедей Его Высокоблагочестия, т. 116

Наутро выпал снег. Первый снег наступающей зимы. Я увидела его, когда встала с постели и подошла к окну. Снег лежал на зубцах крепостной стены, на башнях и балконах, на прогулочной площадке второго этажа. Окно немного заиндевело. Я подышала на него и вывела на стекле монограмму Оливии.

– Что это ты делаешь? – моя экселенса была, как всегда, легка на помине. – Рисуешь что-то неприличное?

Я стерла свой рисунок и повернулась к ней.

– Доброе утро, герцогиня. Поздравляю с первым снегом.

– И тебе того же. Первый снег! Ура!

Оливия соскочила с кровати и в один миг подбежала к окну, встала рядом. Я потрясла головой – нет, наверное, привиделось…

Оливия была без костылей. И прекрасно при этом двигалась.

Это невозможно.

Я посмотрела на нее сбоку. Совершенно прямая спина. Лебединая шея… Потрясающая фигура изящной фарфоровой статуэтки.

– Экселенса…

– Наконец-то ты заметила.

Оливия смотрела на меня пронзительным взглядом, в котором читались насмешка и… восторг? Кем это она восторгается?

– Сюзанна первой заметила, что я давно забросила и калечное кресло, и костыли, – заговорила Оливия. – Но полное исцеление произошло, когда ты хлопнула в ладоши, помнишь? Я тогда ночью заснула и увидела сон о том, что совершенно здорова. Утром подошла к зеркалу – сон оказался явью. Ты исцелила меня. Может быть, ты – Исцелитель, сошедший на землю в другом обличье?

Я испуганно замахала руками:

– Нет, ты что! Я вообще не понимаю, как это произошло. Когда я делала тебе растирания, я просто думала о твоей боли и старалась убрать ее, выкинуть вон из тела… Оливия, какая разница, как это вышло, раз ты здорова?

– Нет, – Оливия серьезно смотрела на меня. – Я обязана тебе жизнью. Тебе, и никому больше.