Читаем Принцесса Шиповничек полностью

Звук включился, комнату заполнила энергичная музыка – передавали «Закон Лос-Анджелеса».

– Со дня на день! – воскликнула Бекка.

– Что, милая? – переспросила мама.

На экране Майкл Такер громко ссорился с женой.

– Может быть, – повторила Бекка погромче, – от четырнадцатого до тридцатого августа и вправду «со дня на день».


– Так ты думаешь, что Гитл Мандельштейн и есть твоя бабушка и она приехала откуда-то из Польши? – спросил на другой день Стен. Он взъерошил волосы, наморщил лоб и на минуту задумался.

– А то, другое, непроизносимое имя, под которым она была известна, что оно значит?

– Понятия не имею.

– Это идиш?

– Скорее, польский. Но это просто догадка.

– А чего гадать? Выясни. Это твоя единственная зацепка.

Он смотрел ей прямо в глаза. Бекка отвела взгляд.

Стен вернулся в свой кабинет, закрыл дверь. Бекка откинулась на стуле. Под привычный, уютный редакционный шум хорошо думалось. Она писала заметку о забастовке на местной фабрике, составляла рейтинги местных ресторанов и магазинов, а в промежутках успевала повозиться с бабушкиными бумагами. В голове звучал и голос Хови: «Невроз навязчивых состояний», и папино предостережение: «Не порви ветхие документы». Один Стен ее поддерживает!

Следующим утром, как только она появилась в редакции, к ней подошел Стен. Он присел на край стола, наклонился и низким, хриплым голосом произнес:

– Истории. У каждого из нас своя история. И даже те, что кажутся сплошным враньем, скрывают глубоко спрятанную правду. Не думаю, что ты успокоишься, пока не выяснишь все о прошлом твоей бабушки. Как я не успокоился, пока не узнал, кто моя биологическая мать.

Бекка схватила телефон и позвонила в муниципалитет.

Она приветливо поздоровалась с секретаршей.

– Соболезную вашей утрате, – сказала секретарша.

– Спасибо. Я как раз звоню по поводу бабушки.

– Да, в чем дело?

– Ее когда-то называли Кси-еж-ниж-ка. Кажется, это польское слово, а я знаю, вы дома говорите по-польски.

Секретарша рассмеялась:

– Ну и произношение!

– Слишком много шипящих, – смутилась Бекка. – Это обычное имя?

– Совсем не имя. Произносится Кшен-жнич-ка. «Н» носовое, как во французском. Это значит «принцесса».

– Принцесса… – эхом отозвалась Бекка, не веря своим ушам.

– Король, королева и… Точнее, это «юная принцесса». Для старой принцессы есть другое слово. Надо же, Кшенжничка!

– Будь здорова! – отозвалась Бекка, и они обе расхохотались. И правда, получилось похоже на чихание.

Бекка повесила трубку. Сердце колотилось как бешеное. Геммино второе имя – Роза. Другое – прозвище, псевдоним? – Принцесса.

– Ну, Ватсонштейн, – сказала она сама себе, – элементарно, да?


Еще с час Бекка изучала бабушкины бумаги, но больше ничего извлечь не смогла. Наконец, она отодвинула все на край стола и вернулась к статье о забастовке. Тут-то в ее распоряжении фактов хоть отбавляй – все причастные жаждали рассказать о своих проблемах, но она никак не могла нащупать главное.

К полудню в голове у Бекки каша была такая, какой не бывает и после целого дня напряженной работы.

Она вышла на воздух с баночкой йогурта и уселась на все еще холодную землю. Вода, дробящаяся о скалы, заглушала все звуки. Если не считать перебранки двух вьюрков по поводу вчерашних крошек.

– Хотите? – она протянула птицам недоеденную баночку. – Или йогурт вам не по вкусу?

– А я бы не отказался, – Стен присел на корточки рядом с Беккой. Неумолчный шум водопада заглушил его шаги.

Бекка не возражала, когда Стен забрал у нее клубничный йогурт и ложечку, зачерпнул, положил в рот.

Она почувствовала, как неудержимо краснеет.

– Почти ничего не осталось! – разочарованно сказал Стен, заглянув в баночку. – Схожу-ка я, пожалуй, к Монти, куплю себе новый.

Он вернул Бекке остатки йогурта.

– Ну, как расследование? Продвигается?

– Фактов полно, а смысла маловато.

– Не можешь найти стоящие улики?

Бекка на миг смутилась, но потом до нее дошло, что он говорит о бабушке.

– О, это расследование! Я выяснила, что Кшен… жничка… – Она запнулась на сложном слове, – значит принцесса.

– Будь здорова!

Бекка захихикала.

– Принцесса, надо же. Мне все больше и больше нравится эта история. Но не стоит разговаривать об этом на работе. Можно мне зайти вечером, я бы взглянул на документы?

– Нет. Да. Ну… – Она краснела все больше, щеки уже предательски горели.

– Отлично. – Он не показывал виду, что замечает ее смущение. – Я приду вечером, часов в семь, нормально?

– Норма… – начала было Бекка, но Стен уже шагал через лужайку к улице. Она так и смотрела ему вслед с открытым ртом, пока Стен не пропал из виду. Потом опустила глаза на пустую баночку с йогуртом, провела пальцем по краю, сунула палец в рот и со смаком облизала.

Глава 11

– Это продолжалось сто лет, – рассказывала Гемма.

– Почему? Почему сто лет? – спросила Бекка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее