Магда встала на цыпочки и легонько поцеловала его в щеку.
– А я могу. Иногда жизнь требует больше мужества, чем смерть.
И они ушли.
На следующее утро Бекка и Магда вернулись на берег Нарева. Они вышли из машины, тихонько прикрыв дверцы, и пошли по пыльной дороге.
– Думаешь, это здесь? – спросила Бекка.
– Здесь – или где-то рядом.
Они посмотрели с обрыва на спокойную серую воду, перешли дорогу, постояли в поле.
– Слушай, – сказала Бекка.
Магда прислушалась.
– Что я должна услышать?
– Деревья шумят на ветру. Река течет. Птицы поют.
– А что ты ожидала услышать? Стоны? Крики? Пулеметные очереди?
– Я не думала, что тут будет так… так тихо… так мирно.
– На кладбище всегда мир и покой.
Бекка кивнула.
– Не то, что в снах, – добавила Магда.
Они сели в машину и уехали.
Всю дорогу до Варшавы они молчали, переваривая услышанное от Потоцкого. Вечером, в квартире тетушки, они разговаривали о мелочах. Пора было собираться домой.
– Ты нашла что искала? – все же спросила тетушка.
Только один раз спросила.
– Я нашла что искала, – ответила Бекка.
– И даже больше, – добавила Магда.
– И меньше.
Бекка вдруг поняла, что так и не узнала, как Ева стала Гитл. А может, это было бабушкино настоящее имя? И о дедушке она знает только, что его звали Арон Мандельштейн и он учился на врача.
– И еще он был героем, – неожиданно для себя вслух сказала Бекка.
– В Польше полно героев, – отозвалась тетушка. – И все уже в могиле.
– Тетушка, ты начиталась американских вестернов, – рассмеялась Магда.
Больше они об этом не говорили.
Они уже ложились спать, когда Бекка вдруг повернулась к Магде.
– Знаешь, твоя тетушка ошибается.
– Ошибается? В чем?
– Ты храпишь. Немножко. Мне кажется, ты должна это знать.
– Она сама храпит, – Магда широко улыбнулась. – Поэтому мы никогда не спим в одной комнате. Но не стоит объяснять это посторонним. Особенно американцам, они ведь уверены, что у каждого должна быть своя комната. Разве не так?
– Мои сестры жили в одной комнате и вечно секретничали. Они завидовали, что у меня отдельная комната, хотя это была самая маленькая комната в доме, чуть побольше шкафа.
– Меньше этой?
Бекка потупилась.
– Немножко меньше.
Магда залезла в постель и натянула одеяло до подбородка. Немного помедлив, Бекка присела на свою кровать.
– Сестры никогда не делились со мной секретами. Мне это страшно не нравилось, казалось, мимо меня проходит все самое интересное. Теперь я знаю бабушкину тайну – и не уверена, что рада этому. Должна ли я рассказать обо всем дома? Хотел бы этого пан Потоцкий? Или не буди лихо?
– Не буди Спящую красавицу? – рассмеялась Магда. – Мы все иногда – спящие красавицы. Как ты думаешь, не лучше ли проснуться и открыть глаза?
Бекка минутку подумала:
– Лучше кому?
– А не «для кого»? Правила-то я знаю, а вот смысла не улавливаю. Все-таки мой английский еще хромает.
– Правила знаешь, язык нет. Это хромает твой американский.
– Американцы не хотят открывать глаза? – удивилась Магда.
– Смотреть правде в глаза мы обожаем, но только если правда гладенькая.
– Правда такой не бывает. Только сказки. Это очень польский взгляд. А ты тоже из Польши, знаешь ли.
– Да, теперь я это знаю. Спокойной ночи, дорогая Магда.
– Спокойной ночи, американская принцесса.
Магда отвернулась к стенке и заснула, но Бекка не спала до самого рассвета.
Самолет опоздал больше чем на два часа, но Бекка почти весь рейс проспала. Магда уговорила ее купить золотую цепочку, и теперь кольцо Потоцкого угнездилось у Бекки на груди. Даже во сне девушка то и дело дотрагивалась до кольца.
В Нью-Йорке очередь на таможенный контроль шла так медленно, что Бекка чуть не опоздала на пересадку. Она бежала изо всех сил и успела в последнюю минуту. Облегченно плюхнулась на свое место, и ее тут же втянул в разговор пассажир, сидящий через проход от нее. Поговорили о предыдущих полетах, и он стал расспрашивать Бекку о поездке в Польшу.
– Вам понравилось? Никогда там не был.
– Не то чтобы понравилось… Я бы так не сказала… Но… но… завораживает.
Сосед кивнул понимающе.
– Уверен, там на каждом шагу натыкаешься на прошлое.
Ей вспомнилась пыльная дорога к развалинам замка; она подумала о женщине, посоветовавшей им держаться подальше от мужчин в кепках, тех, которые им угрожали. Вспомнила горящие от стыда щеки священника и руки Потоцкого, трясущиеся, сжимающие трость с серебряным набалдашником. Услышала, как Потоцкий перечислял названия лагерей смерти – Заксенхаузен, Дахау, Хелмно – словно страшные стихи. Подумала о яме, полной трупов, и о юном герое, который вынес оттуда на свежий воздух свою будущую невесту. Подумала об оживляющем поцелуе. О тишине на берегу реки. И о том, как рассказать обо всем этом родным.
– На каждом шагу, – кивнула она и попросила у стюардессы газированной воды с лаймом, – тележка с напитками как раз проезжала мимо.
Самолет приземлился. Бекка поискала глазами родителей и пошла получать багаж. И тут, к своему удивлению, увидела Стена. Он шел к ней.
– Кого-то встречаешь? – поинтересовалась Бекка.