Принцесса Торн

Два года назад у меня еще не было татуировки в виде точки с запятой на запястье (символизирующей, что моя история еще не закончилась), цветочного круга дзен на ключице (чтобы находить силы в самой себе) и облака на внутренней стороне руки (потому что, даже если реальность отвратительна, мои мечты всегда могут унести меня в захватывающие прекрасные места).

– Ох, знаешь, такое бывает, когда у тебя слишком много свободного времени. – Не знаю, проявляла ли я сарказм или же ругала себя.

– Не будь так строга к себе. – Отец похлопал меня по руке. – Нет ничего плохого в самовыражении.

Папа перевел взгляд голубых глаз с меня на Рэнсома и высвободился из наших объятий, повернувшись к нему.

– А вот и наш герой дня. МакАфи высоко о вас отзывался.

Рэнсом встал и засунул руки в передние карманы.

– Сэр.

– Мне жаль, что заставил вас ждать, – извинился отец, не сводя взгляда с моего телохранителя.

– Мне тоже.

Неужели Рэнсом только что утер нос бывшему президенту Соединенных Штатов? Даже я, плоть и кровь Энтони Торна, не смела выказывать недовольство его поведением.

– Уже освоились на новой должности? – Отец похлопал Рэнсома по плечу, посмеиваясь над угрюмым настроем моего защитника. Я невольно задалась вопросом, не стала ли невидимкой. Не попала ли в какой-то подростковый фантастический фильм и не нужно ли мне отыскать волшебное зелье, чтобы вернуть себе видимость. Я представила, как выпиваю его, и сначала, как в мультиках, появляются мои ноги, а потом все остальное тело. А затем раздаются коллективные крики восторга и облегчения моей семьи.

«Вот она!»

«Мы ее не потеряли!»

«Ох, милая, никогда больше нас не покидай!»

Тем временем в реальности Рэнсом процедил:

– Никаких проблем.

– Ее нелегко приручить, – произнес отец, словно я дикий енот.

– А мне нелегко перечить, – вежливо ответил Рэнсом.

Меня не удивило, что он не лишился дара речи в присутствии моего отца, но обязательно ли относиться к нему, как к кожному зуду?

– Прекрасно. Следуй за мной, Рэнсом. Нам нужно перекинуться парой слов. Милая, вернусь к тебе через минуту. Нам нужно многое обсудить, и я уверен, что у тебя есть ко мне вопросы.

Отец всегда говорил, что жизнь состоит из приоритетов. В данный момент он ясно дал понять, что предпочитает поговорить с человеком, которого нанял для того, чтобы он вправил мне мозги, чем выяснять, чем я занималась последние пару лет. Хотя, можем поспорить, ему и не нужно было спрашивать. Все написано на моей странице в «Инстаграм»[19] и в таблоидах.

Оставшись одна в большой комнате, я вернулась к окну, надеясь снова увидеть маму. Мне нравилось чувствовать восхитительную боль, когда она проникала сквозь слои кожи и достигала сердца. Боль с горько-сладким привкусом. Как во время нанесения новой татуировки. Подобная боль заставляла меня вспоминать, что я жива. Что все еще способна чувствовать.

Но скамейка оказалась пуста, собак тоже нигде не было видно. Пчелы роились вокруг цветов, птицы продолжали щебетать. День шел своим чередом, не обращая внимания на мои душевные терзания.

Встреча Рэнсома с отцом заняла не более тридцати минут. Рэнсом вернулся один, по его лицу не удалось прочитать, о чем они говорили в кабинете отца. Он взял ноутбук и сунул его в кожаный чехол.

Я наблюдала за ним, внезапно охваченная острой яростью.

Что с того, что этот мужчина прошел через многое? Он решил направить свой гнев на то, чтобы стать невыносимым и подлым человеком. И его ярость направлена на меня. Он здесь не для того, чтобы защитить меня. Он здесь, дабы проследить, что я не облажаюсь перед всеми. Я источник его доходов. Огромных доходов. И, вероятно, последние тридцать минут Рэнсом потратил на то, чтобы поведать моему отцу, сколько от меня проблем, чтобы тот выдал ему премию.

– Получил все, на что надеялся, и даже больше? – насмешливо спросила я, делая вид, что изучаю вид за окном.

– Твои родители готовы тебя принять. Постарайся быстрее. Я хочу уйти.

Теперь хочет? Что ж, я тоже хотела. Желала поговорить с родителями. Желала уважения. Желала, чтобы на меня перестали смотреть как на непослушного ребенка.

– Вообще-то, я решила переночевать здесь. – Я повернулась к нему. – Не жди.

Перекинув сумку с ноутбуком через плечо, Рэнсом спокойно произнес:

– Иди к родителям. Я подожду здесь. Мы уезжаем через час.

– Ты меня не слушаешь. – Я примерила тот же тон, который использовали мои учителя в частной школе, чтобы повлиять на меня. – Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня буду спать здесь. Тут кругом охрана. Много охраны. Ты свободен.

Я не знала, что на меня нашло. И уж точно понятия не имела, можно ли мне здесь оставаться. Просто понимала, что не смогу находиться рядом с Рэнсомом после этого… этого… продолжающегося кошмара. Отсутствовать на всех семейных фотографиях, ждать на протяжении трех часов, будто я пришла сюда что-то продать, и, самое главное, осознавать, что мне предпочли Рэнсома, после того как родители так долго меня не видели…