Принцесса Трои

Двумя пальцами я оттянула эластичную ткань штанины, которая тут же вернулась на место, стоило ее отпустить.

– Я изготовила больше войлока, чем ушло на мои штаны. Я могу выполнить каждый из этапов самостоятельно. Можно я сделаю всего один лук – для Ретры? – На самом деле я не хотела посвящать себя изготовлению луков, потому что мастерицам не разрешалось охотиться или сражаться. Мы не могли позволить себе потерять их.

Снова застонав, Баркида опустилась на колени, чтобы продолжить полировку.

– Если бы она действительно что-то понимала, – пробурчала женщина, – то не стала бы обращаться ко мне с такой глупой просьбой.

Она – это я.

– Я бы потратила четыре года, обучая ее изготовлению одного-единственного лука. Я могу умереть меньше чем через четыре года.

Баркида не была старой, просто взрослой, но умереть можно в любом возрасте, и касалось это всех. Люди могут заболеть или погибнуть в бою. Как-то раз одна из моих кузин словила стрелу в плечо во время одной из стычек и скончалась через два часа. Мы наносили на наконечники наших стрел змеиный яд. Другие племена поступали так же.

Внезапно у меня защипало нос. Я стояла над Баркидой, вспоминая свою кузину, и вдруг показалась себе неподъемной, как целая туша горного козла.

Баркида продолжала:

– Она может умереть, и тогда я зря потрачу свое время.

Я вспомнила, что Кибела с честью приняла мою кузину, и сейчас та сражалась в битвах на стороне нашей богини.

Я сдалась.

– Я подготовлю козью шкуру, – изготовление клея начиналось с отваривания обрезков шкуры в воде.

Собрав громоздкий узел из шкуры убитого мною козла, я уложила их в повозку Баркиды, оставив себе один отрезок.

Раздался клич тети Ланнип: «Зе-ейяя!» Это был сигнал собираться к ужину: моего горного козла уже приготовили.

Я пошла к нашему с Пен фургону, в котором мы ночевали и хранили вещи. Забравшись внутрь, я положила шкуру поверх стопки войлока, затем нашла свою чашу из ивы, легкую, словно прутик. Мой газбик – ложку с одного конца, черпак с другого – найти было труднее всего, потому что он был маленьким и любил прятаться в одеялах, хотя Пен всегда говорила, что причиной тому беспорядок, который я постоянно устраиваю. Когда я наконец все собрала, то отправилась в сторону костра, вокруг которого расстелили шкуры и одеяла.

Пен, мои тети и старшие кузины готовили по очереди. Сегодня вечером был черед Ланнип, так что ужин точно удастся на славу. Пен помахала мне, приглашая присоединиться к ней и Юному Белогруду, устроившимся на подстилке из львиной шкуры, когда мою миску наполнят. Когда готовкой занималась Пен, я ей помогала: готовить я тоже училась. Остальные до сих пор дразнили меня из-за сорняков, которые я однажды добавила в рагу, пытаясь сделать его поострее.

В стороне от костра на ветвях единственного дерева поблизости – дуба – развесили полоски мяса. Сейчас, ранней весной, дерево стояло голым, не считая сочащихся кровью заготовок. Ланнип не стала класть всего козла в наш глубокий железный котел. Когда развешенное на дереве мясо высохнет, его можно будет хранить много месяцев, и мы насытимся им, если не будет свежей добычи. Амазонки никогда не голодали.

Ланнип, прихрамывая, подошла к котлу. Остальные обслуживали себя сами, но у меня она забрала газбик и собственноручно наложила тушеное мясо в мою миску.

– Для охотницы я отложила лучшее.

Вкуснее всего будет мясо со спины.

– И самые крупные куски моркови. Держи еще одуванчики и сердцевину камыша. – Газбик сновал туда-обратно. – И сок. – Она вылила в мою миску сочный соус. – Теперь катык[10]. – Она зачерпнула его из открытого пузыря и выложила поверх жаркого.

Отблагодарив ее, я взяла серебряный кубок из кучи ему подобных, сваленных возле серебряного кувшина, – все они были добыты во время набегов. В кувшине искрилось перебродившее кобылье молоко – кумыс.

Когда я села, Пен встала на колени.

– Ой! – поморщившись, она потерла бедро.

У каждой амазонки, уже обретшей женственность, болели бедра или колени, или и то, и другое. Я уже чувствовала болезненные уколы, когда вставала на ноги. Осенью, когда мы встречались с другими племенами, чтобы поклониться Кибеле, все собравшиеся – и мужчины в том числе, – хромали. Кибела дала нам лошадей, и лошади заставляли нас страдать. Верхом мы проводили столько же времени, сколько ступали по земле собственными ногами.

Мне удалось не расплескать содержимое тарелки ни тогда, когда Пен обняла меня, взъерошив волосы, ни тогда, когда она взяла мое лицо в ладони, заставив покачать головой взад-вперед, и поцеловала в щеку.

– Еще одна охотница нашего племени.

Юный Белогруд, попрошайка, тут же подскочил, уставившись на меня. Достав из-за пояса нож, я наколола на него кусочек мяса и протянула псу. Заглотив его, Юный Белогруд снова свернулся на земле. Он знал, что большего ожидать не стоит.

Громким, зычным голосом Пен провозгласила:

– Рин будет царицей после меня, и моя следующая дочь будет ее преемницей, а следующая-следующая дочь станет уже ее преемницей.

Некоторые рассмеялись, кто-то одобрительно закричал. Недовольных не было.