Не то что бы я не верила, что папа способен взять ситуацию в свои руки. Просто… это же бабушка. Она кого хочешь насмерть закошмарит, даже собственного сына.
Кажется, папа догадался, о чем я думаю, потому что повторил:
– Не беспокойся, Миа. Я этим займусь.
– Ага. – Мне сразу стало стыдно, что я в нем сомневалась.
Я уже хотела отдать маме трубку, но он снова заговорил:
– И еще, Миа…
– Что, пап?
– Скажи маме, что я об этом даже не догадывался. Клянусь.
– Хорошо, пап.
Я положила трубку.
– Не волнуйся, – сказала я маме. – Я ими займусь.
Расправив плечи, я вернулась в гостиную. Бабуля с дедулей по-прежнему сидели за столом, но их сельский друг уже прошел на кухню и изучал содержимое холодильника.
– И это все, что у вас есть из еды? – спросил он, кивая на упаковку соевого молока и миску бобов эдамаме.
– Н‑ну да, – ответила я. – Мы стараемся не держать в холодильнике контаминантов, оказывающих вредное воздействие на развивающийся плод.
На его лице не отразилось ни единой мысли, тогда я пояснила:
– Обычно мы заказываем еду на дом.
Парень сразу повеселел и захлопнул дверцу холодильника.
– «Доминос»? – оживленно спросил он. – Супер!
– Ну, если хотите, можете заказать себе пиццу в номер, – сказала я.
– В номер?!
Я испуганно обернулась. Бабуля подкралась сзади незаметно.
– Э‑э, да. Понимаете, папа подумал, что вам будет гораздо удобнее в хорошем гостиничном номере, чем в мансарде.
– Нет, это уму непостижимо! – воскликнула бабуля. – Мы с дедулей и Хэнком мчимся к вам в такую даль, а вы запихиваете нас в отель?
Я с новым интересом уставилась на парня в комбинезоне. Хэнк? Мой двоюродный братишка Хэнк? Я ни разу не виделась с ним после своего второго и последнего посещения Версаля. Мне тогда было лет десять. За год до этого моя тетя Мэри – большая любительница путешествий – подбросила Хэнка бабуле с дедулей. Мама ее терпеть не могла, в основном за то, что, по маминым словам, Мэри существует в интеллектуальном и духовном вакууме (то есть она республиканка).
Тогда Хэнк был мелким тощим сопляком с аллергией на молочные продукты. Сейчас его трудно было назвать тощим, но все равно вид у него остался какой-то лактозонепереносимый.
– Даже речи не было о дорогом отеле, когда нам звонила та французская женщина! – Бабуля протопала за мной на кухню и встала, уперев кулаки в могучие бедра. – Она сказала, что заплатит за все. Целиком и полностью.
Тут до меня дошло, с чего такое волнение.
– Да, конечно, – поспешно уверила я. – Папа оплатит счет.
– Ну так это же совсем другое дело! – просияла бабуля. – Едем!
Я решила, что, пожалуй, довезу их до места, чтобы убедиться, что все в порядке. Как только мы погрузились в лимузин, Хэнк мигом позабыл про голод и с восторгом принялся жать подряд на все кнопки. Он развлекался вовсю, высовывая голову из люка в крыше автомобиля, а потом втягивая ее обратно. В какой-то момент он вылез почти весь целиком, раскинул руки и завопил: «Я властелин мира!» К счастью, окна в лимузине тонированные, так что вряд ли меня разглядел кто-нибудь из школы Альберта Эйнштейна, но все равно я умирала от стыда.
И, думаю, понятно, почему я чуть не откинула тапки, когда уже после размещения в номере бабуля спросила, возьму ли я Хэнка с собой в школу завтра утром.
– Тебе совсем не обязательно идти со мной в школу, Хэнк, – быстро сказала я. – У тебя же каникулы. Можешь заняться чем-нибудь поинтереснее… – Я попыталась с ходу сообразить, что может быть интересно Хэнку. – Ну, например, сходить в кафе «Харлей Дэвидсон».
– На фиг, не хочу, – ответил Хэнк. – Лучше в школу, Миа. Всегда мечтал посмотреть, какие средние школы в Нью-Йорке. – Тут он понизил голос, чтобы бабуля с дедулей не слышали: – Говорят, у всех девчонок в Нью-Йорке проколоты пупки.
Если Хэнк надеялся увидеть в моей школе пупки с пирсингом, его ожидало глубокое разочарование. У нас все носят форму, и даже концы рубашки запрещено связывать узлом, как у Бритни Спирс.
Но я не знала, как еще от него отделаться, да и бабушка все уши мне прожужжала о том, что принцессы должны быть добры и благородны. Видимо, следовало принять это испытание как проверку на вшивость для принцесс.
Так что я хмуро буркнула:
– Ладно.
А что еще я могла сказать?
Перед уходом бабуля поразила меня, стиснув в жарких объятиях. Не знаю, почему я так удивилась, ведь это совершенно нормально, но мне, привыкшей к повадкам своей дженовийской бабушки, стало ужасно неловко.
– Господи, одна кожа да кости! – воскликнула бабуля, прижав меня к себе.
Ну спасибо, бабуля. Да, природа обделила меня молочными железами, но зачем же орать об этом на весь отель «Сохо-Гранд»?
– И когда же ты перестанешь тянуться вверх? Да ты выше Хэнка!
К сожалению, это была чистая правда.
Затем бабуля заставила дедулю обнять меня. Бабуля была пышной и мягкой под моими руками, а дедуля – твердым и жестким. И казалось очень странным, что эти двое так легко довели мою сильную, волевую маму до состояния полураспада. Вот бабушка вообще запирала моего папу, когда он был маленьким, в темнице при за´мке, но он боялся ее гораздо меньше, чем мама – своих родителей.