Многие из гостей невольно, из любопытства, приблизились к вошедшим. В ту же минуту Фредерика, будто почуяв что-то, догадавшись по взволнованному лицу мужа, какого рода беседа происходила между ним и Алиной, быстрыми шагами подошла к Алине. Все глядевшие на нее ожидали чего-нибудь особенного. Действительно, Фредерика, бледная и дрожащая, остановилась перед Алиной и выговорила громко:
– Милостивая государыня, я прошу вас немедленно удалиться из этого дома и чтоб нога ваша никогда не была в нем. Хотя вы и жена моего брата, но для меня вы были и останетесь все той же бездарной музыкантшей и авантюристкой.
Порыв злобы был слишком силен, и Фредерика, произнеся эти несколько слов, зашаталась. Если бы ближайшие гости не поспешили к ней, не поддержали ее, она упала бы на пол.
Произошло общее смятение; хозяйку в обмороке перенесли в спальню.
Алина спокойно, без гнева, как если бы ничего не случилось, первая вышла из залы и велела подавать свой экипаж. Вслед за ней стали разъезжаться и остальные гости, кто – досадуя, что праздник расстроился вследствие каприза хозяйки, а кто уезжал в полном убеждении, что в семье Шель и Дитрих есть начало драмы.
XX
Со дня празднества в Андау прошло около месяца, но отношения Дитрихов и Шелей изменились настолько, как если бы прошли годы.
Дитрих сначала часто бывал у друзей, а с женой был в холодных отношениях. Генрих, со своей стороны, думал сначала, что еще возможно примирение с сестрой; нарочно был у нее раза два, чтобы заставить ее просить извинения у Алины, но, вместо того чтобы убедить ее, он был сам смущен словами Фредерики. Ревность, которая душила ее, сообщалась и Генриху; он тоже стал почти подозревать Алину и ревновать к Дитриху.
Генрих был вполне уверен в поведении жены, но ему сдавалось, что Алина относится к Дитриху иначе, чем прежде. Ему чудилось, что она или любит, или способна полюбить его.
Вдумываясь в свои с ней отношения, Генрих ясно видел, что Алина с ним уже не та, какой была прежде. Раза два подстерег он ее взгляд на себе, который был слишком красноречив. Она смотрела на него как-то свысока, надменно и презрительно.
Разумеется, отношения его с другом тоже изменились, и скоро Дитрих понял, что он уже не может бывать у Шелей запросто, как прежде. Генрих почти намекнул ему, что его частые посещения неприятны. Дитрих был поражен в самое сердце; он на первых порах понял, что чувство его к Алине такого рода, что он не может жить без нее; видеть ее стало для него потребностью жизни.
Необходимость разлуки, как всегда бывает, подействовала на Дитриха и Алину равно. Его чувство, казалось, удвоилось, и он был готов на все, хотя бы на смерть, ради Алины. Она же сама, не зная, что волнует ее, – упрямый каприз или начало нового, серьезного чувства, – сознавалась сама себе, что без Дитриха жизнь ее становится окончательно невыносимой.
Не прошло недели в разлуке с Дитрихом и в странных, натянутых отношениях с мужем, как Алина решилась на роковой шаг, который должен был иметь влияние на всю ее жизнь.
Дитрих в отсутствие Шеля, отлучившегося в Дрезден, приехал верхом в соседнюю деревушку и послал крестьянку вызвать госпожу Шель под каким-либо предлогом.
Свидание в маленьком домике этой деревушки поставило обоих в совершенно иные условия. Это было уже тайное, любовное свидание.
Общественное положение Алины, как бы выброшенной из обыденной жизненной колеи, ее прежняя бродячая жизнь и привычка к бездомному существованию, ее одаренная и пылкая натура, требовавшая более затейливой и широкой жизни, чем жизнь вдвоем с Генрихом среди пустынного берега Эльбы, – все это вместе сказалось сразу и принесло свои плоды. Бросить мужа, сделать из его друга своего любовника, вдобавок так недавно женатого на золовке, конечно, было бы невозможно для всякой женщины. Но в Алине, со времени ее замужества, проснулась какая-то новая женщина, которая будто забыла самоё себя прежних дней, забыла Людовику Краковскую и Алину Франк.
– Я хочу жить, а это не жизнь, – сотни раз в день повторяла она.
Решимость ее была настолько велика, что она часто думала уже о том, как начать эту новую жизнь. Предлога не было. Иногда она серьезно думала объясниться с мужем, уговорить его отпустить ее, чтобы начать снова свою музыкальную карьеру. Но она понимала всю бессмысленность такого предложения; Генрих никогда не согласится на это, а если в течение года она сумеет уговорить его, то, конечно, он сам тоже последует за ней.
А между тем Алина чувствовала, что муж, к которому она совершенно охладела, будет для нее только обузой.
И вот теперь предлог этот подавала ей сама судьба. Дитрих был готов на все; он сам по первому намеку Алины предложил ей бегство, хотя бы на край света. Ему нечего было терять или оставлять с сожалением; он всей душой стремился вырваться из Андау, из ненавистных ласк глупой и нелюбимой жены.