Принцесса Зефа

Отголосок этой моды привел меня к экзаменатору с банкой денатурата в руках. Я сказал, что если вдруг поменяю пол, то добросовестно самоликвидируюсь во славу военного флота, а остальное – увольте. Не мой масштаб.

Экзаменатор понюхал денатурат и задумался. Видимо, он был со мной согласен, но никак не мог решиться это признать.

Я-таки получил свой диплом, споткнувшись на еще одном экзамене – проецировании безопасных имитаций.

Не всегда переводчики справляются с возложенной на них задачей, а потрепаться хочется. Точнее – поделиться нужной информацией. Какая-то из особо неразговорчивых рас изобрела проектор и раздарила его остальным. Земле он тоже достался – на первый взгляд обычная комнатка с белыми гладкими стенами. Комнатка материализует мыслеобразы того, кого в нее загнали. Соответственно, я могу без слов изобразить в проекторе процесс починки двигателя, а непонятливой стороне останется только смотреть и запоминать, чтобы воспроизвести потом аналогичные действия на своей сломанной технике.

Я потом собирал на "Лиде" этот проектор по примеру, показанному в нем же, и, вроде, даже самые ненужные детали впихнул, куда полагается. То есть, проектор отлично работает – если уметь им пользоваться. Я не умел.

Моя мама всегда говорила – Андрей, у тебя богатое воображение. Она говорила – ты можешь стать писателем, и твои книги будут раскупаться миллионными тиражами по всей галактике. Ты обеспечишь мне старость, говорила она, и пальцами рисовала в воздухе узоры меня, согбенного за письменным столом.

Мое богатое воображение могло бы обеспечить маме старость, но вместо этого оно обеспечило мне проблемы на экзамене. Я изо всех сил пытался сконцентрироваться на элементарном образе замены плазменных трубок и мне почти удалось представить их – покрытых слоем льда, мерцающих синими и зелеными огоньками… Но перед экзаменом с безопасными проекциями я мучился с ядами, поэтому плазменные трубки как-то быстро отошли на второй план, заменившись красочным документальным фильмом о подвиге механика.

Меня остановили где-то на моменте смены пола и вежливо попросили выйти из проектора.

Это позорное пятно моего диплома – желтенькая звездочка среди пылающих сверхновых.

К чему я это все? Да. Через неделю моего пребывания на "Ромерре", боевом крейсере капитана Зефа, мне пришлось вновь продемонстрировать свое умение создавать мыслеобразы.

Мне был разрешен доступ во все закоулки корабля. Я довольно быстро понял расстановку сил на мостике – пара пилотов дежурила там круглосуточно. Это были толковые парни, одно наблюдение за которыми доставляло мне удовольствие. Они управляли кораблем словно слаженный механизм, понимая друг друга с полувзгляда.

Боевой офицер Троп торчал истуканом за их спинами и медленным взглядом отслеживал все передвижения. Он был невозмутим, руки держал замком за спиной и под смуглой кожей жестко выступали весьма явственно очерченные мышцы. Позже оказалось, что Троп так накачался по весьма банальной причине – ему почти круглосуточно приходилось таскать за спиной походный алтарь, затейливо выполненный из чего-то, похожего на чугун.

На мостике боевой офицер обходился без алтаря, чему сам был несказанно рад.

Я обвыкся и на кухне. Болтал со стюардами и поварами, пытался выяснить, какие ингредиенты входят в мой каждодневный рацион, но бросил это гиблое дело, услышав однажды в кладовке "для мяса" хоровое унылое пение.

Пришлось стать вегетарианцем, благо, желе радовало разнообразием вкусов, смахивающих на фруктовые. Оно было двух видов – холодное и в вазочках (это мне нравилось) и теплое, скользкое (это не очень). Моей любви к этому желе окружающие несказанно умилялись. Рем так вообще готов был часами торчать над столом, разглядывая меня, как бабушка внучка, лопающего пирожки.

С ним я сдружился. Первый офицер обладал набором милейших привычек, которые делали его похожим на человека. Он показал мне зимний сад "Ромерра" (с ума сойти, боевой крейсер!). В саду на фоне высоких, метров в двадцать, прозрачных стен, росли маленькие елочки, закрученные в невероятное кружево. Их стволы вились, напоминая янтарные толстые нити, переплетались друг с другом. Пушистые метелочки иголок свисали новогодними шарами-помпонами. Зрелище.

Сюда первый офицер приходил гулять в парадном мундире. Парадный мундир состоял из кожаных штанов и некой ременной утяжки для торса. Дополнялся он высокими, под колено, шнурованными ботинками. В нем Рем становился похож на Конана-варвара, а я на фоне его блеска, в своем синеньком рабочем комбинезоне – на осла.

Рем таскался по саду, тренируя воображение. Проще говоря, представлял, как он, такой красивый и парадный, шествует по рощам родной планеты. Ветер дует в его мужественное лицо, заново выкрашенный хвост торжественно трепещет. Простые обыватели разбегаются в судорогах зависти. Непростые обыватели многозначительно сжимают губы и смотрят вслед космическому герою.

Рем был самым младшим в команде. Я его хорошо понимал.