Великий маг мог лишь жалобно выть, наблюдая за тем, как из нелепой бродячей псинки мучительно, но неотвратимо получается уличная проститутка непонятного возраста – скорее, видимо, ещё пока молодая, чем старая, судя по блондинистым волосам, украшенным разноцветными пластмассовыми заколками…
Не стесняясь рыдавшего от отчаянья мага, она победоносно надела свои красные трусики. Отряхнула бывшую когда-то белой футболку и джинсовую миниюбку. Отыскала в куче отбросов туфли-шлёпанцы на высокой платформе.
А потом случилось нежданное.
Она присела перед пуделем, завывавшим по-псиному, но плакавшим человеческими слезами.
«Эх ты, бедолага!», – покачала она головой и погладила его по изрядно истерзанной шерсти. – «Тоже вляпался, да?»…
Он, не веря возможной удаче, кивнул.
«Ну, не дрейфь, там ещё один лядский шарик остался!» – ободряюще сказала она. – «Фить, ищи!»…
Асканий не заставил себя долго упрашивать и положил перед нею прибор и шарик.
«И чё? Жрать не будешь?», – удивилась девица.
Он показал ей лапой на шарик, прибор и ошейник.
Как ни странно, она поняла. Отыскала в отбросах более или менее целый кусок чёрного пластика, заботливо упаковала в него прибор и – отдельно – сухарик, поместив его в маленький прозрачный кулёк, для надёжности сколотый её собственной шпилькой – и затем прикрепила всю эту поклажу к ошейнику пуделя.
Асканий галантно лизнул ей руку.
Так и есть: на пальце дамочки красовался его магический перстень, позволявший читать в человеческих и нечеловеческих душах.
115
«Объект появился!» – зашипела под ухом у Лапушкина китайская рация.
«Вас понял. Готов!» – ответил он и отключил передатчик.
Он напрягся. Глаза уже привыкли к мраку, тем более, что в фургоне всё-таки не было абсолютно темно: свет фонаря попадал аккурат в единственное окошко у входа и отражался в кривых зеркалах.
Николай Евгеньевич приготовил фонарик, захваченный с дачи.
«Ну, чего тебе, псинка? Еда, что ли там?» – раздался из-за двери фальшивовато-умильный голос охранника.
Дверь открылась.
В узкой полосе неживого фонарного света стоял пуделёк с неестественно толстой шеей. Вероятно, к ошейнику было что-то прикручено, и Лапушкин даже подозревал, что именно.
Чётко проинструктированный охранник стоянки тотчас захлопнул дверь.
Лапушкин в ту же секунду включил фонарик, направив лучик на пуделя и собираясь вступить в решающий поединок с коварным Асканием.
Но он не успел даже двинуться с места – на пуделя прыгнул из своего укрытия кот, вцепившийся ему прямо в морду.
Пудель взвыл человеческим голосом: «Ой-ой-ой!!»…
После этого Николаю Евгеньевичу оставалось лишь подойти и взять добычу голыми руками, замотав кусачую пасть и беспомощно молотившие лапы скотчем из бардачка. Пакет, отцепленный от ошейника, был отложен на всякий случай подальше.
«Мардохеев! Сюда! Объект захвачен!», – скомандовал по рации Лапушкин.
Пока Мардохеев шёл, Лапушкин быстро раскрыл пакет и достал пульт и оставшийся драгоценный сухарик. Поскольку обездвиженный пудель явно не мог дотянуться до пульта, он оставил его на полу, а сухарик бережно сунул в карман ковбойки, застегнув на пуговицу.
Возясь с карманом, Лапушкин не заметил, как кот подвинул пульт к экрану и умело нажал на нужные кнопки.
Монитор замерцал.
В нём возникло изображение принцессы, сидевшей над старинными книгами.
Рядом с нею у зеркала восседал рыжий кот.
Два кота протянули лапы навстречу друг другу.
«Не мешайте, пожалуйста, Ваше величество!» – попросила принцесса и мягко смахнула одного из котов на ковёр.
Лапушкин даже не заметил случившегося.
Когда он взглянул в монитор, там осталась лишь Клава.
«Всё в порядке, Клавушка», – улыбнулся ей он. – «Асканий в наших руках. Он больше не помешает!»
В этот миг в фургон вошёл Мардохеев с самодельным мешком и верёвкой, и сеанс прекратился.
116
Испытание всегда проводилось прилюдно.