Такой огромный корабль нетрудно засечь на подходе. Но точность определения координат будет порядка сотни метров. Обычно.
– Это невозможно, — Травер снисходительно улыбнулся, шевеля лекку. — Точность определения выхода корабля ограничена сотнями метров. В самом идеальном случае. А так километром левее - километром правее.
– Если неизвестны его характеристики, — улыбнулся я победно. — Но мы можем узнать про этот грузовик все. Вообще всё. И введя эти данные в бортовой комп, с помощью обычных датчиков получим погрешность в пару десятков метров.
– Когда ты это придумал? — спросил меня Фарланд.
– Вчера ночью, — в действительности позавчерашней. Вчера я думал над планом "Д".
– Нормальные люди по ночам спят, или занимаются сексом, а он думает, как проникнуть в контейнер с зерном, — сказал кок.
– Я решил, что и для первого, и, особенно, для второго мне не помешают деньги.
– И где мы возьмем очень точные характеристики корабля? — спросил капитан.
– Что в них входит? — поинтересовалась Нейла.
– Масса, габариты, центр тяжести, моменты инерции в различных сечениях, место расположения гиперпривода, скорость и место входа в гипер, траектория маршрута в гипере. Материалы, из которых изготовлен корабль. Характер груза. Половина есть в открытых источниках, а остальное можно подсмотреть при его отправке с Корусканта.
– Решено, мы отправляемся на Корусант. Но не отсвечиваем там, — сделал заключение Травер.
Возражений не последовало.
– Нет ничего более вдохновляющего, чем возить контрабанду в Республике. Особенно в её демократических субъектах, — наставительно сказал Травер. — Я ощущаю себя почти мессией, приносящим истину тёмным и неразумным.
– Почему именно в Республике? — заинтересовался я. Не то чтобы вообще существуют вещи справедливые или нет, но космос предполагает наличие некоторых правил. И в космическом смысле я считал это занятие вполне справедливым.
– Там, где я родился — на Рилоте, не дело черни определять, как должна быть устроена городская управа и чьим благородным задам восседать в совете пятерых. Так её и об остальном не спрашивают. Тут же, в Республике, каждый «личность со своим мнением». Демократия типа, — гнусаво захихикал Травер. — У нас же каждый город целиком принадлежит аристократии, начиная от грязного помойного корыта и заканчивая самыми благоуханными садами и складами, полными товаров. Тоже принадлежащими догадайся кому. Кроме храмов, разумеется — они вотчина самодовольных жрецов.
– И?
– Те, кто владеют всем, устанавливают правила. Это не очевидно ли? — всплеснул руками капитан.
– Вполне, — кивнул я – Тот, кто владеет капиталом, имеет возможность для эксплуатации тех, у кого его нет, то есть для присвоения продуктов чужого труда. Так идет классовая борьба, обусловленная наличием собственности. И если некоторые думают, что её нет, это не значит, что тебя не поставил на колени правящий класс, — озвучил я прописные «истины» марксизма. От общей ветхости теории и дискредитировавшего себя историзма они еще не перестали быть таковыми. Хотя мне и претило всяческое обобщение людей в некие группы, как таковое, но дедушка Ленин был кем угодно, но не идиотом.
– Логично. Вот у меня есть звездолет. А у тебя его нет. И чья доля больше? — довольно подмигнул капитан. — А кто-то и вовсе будет оплачивать наши услуги. У него же, бедняги, своего корабля и вовсе нет. И скорее всего никогда не будет. Собственность, она такая. Диктует свое.
– А тут бывают места, где её нет? — спросил я капитана.
– Общественное владение имуществом, — прищурился злорадно твилек. – Ага, встречается. Видел своими глазами. Не у людей.
– Пока есть субъективное превознесение именно своих потомков среди прочих детей, пока наши гены хотят продолжить именно себя, выиграть конкуренцию в этой итеративной гонке, мы будем собирать имущество и оставлять его именно им. И считать это справедливым. Накопление имущества ради себя — обман нашего разума инстинктами продолжения рода. Мертвым всё это не нужно. А мы все без пяти минут мертвецы. Ты думаешь, что это нужно тебе, а это просто неосознанное следование пункту программы по созданию привилегированных условий своим потомкам. Почти как и все, чем мы занимаемся, — усмехнулся я.
– Как будто в этом есть что-то плохое, — буркнул капитан.
– Как будто в этом есть что-то хорошее, — не согласился я. – Но, не выкорчевав инстинкты, неравенство не победить. То есть вообще невозможно.
– Вернемся к нашей замечательной Республике, — сказал слегка недовольно капитан. — В ней живут феерические долбоебы. Здесь одновременно дают людям понять, что они сами могут выбирать себе правителей, но не дают им возможности самим определять, кому и какие налоги платить. Подумать только — голосовать можно, но не кредитом. А ведь только это и имеет смысл.
– Интересная мысль. Голосовать кредитом… — сказал я. Капитан в очередной раз меня удивил. Хотя я не считал это глупым, поскольку искусный обман требует талантов больших, нежели принуждение к исполнению законов силой. — Ты так оправдываешь уклонение от налогов…