Природа боится пустоты

Именно в это неспокойное время жил последний из крупных философов древности — Плотин. Он родился в Египте и обучался в Александрии, а затем присоединился к военной экспедиции Гордиана III в Месопотамию, чтобы больше узнать о религиях Востока. После того, как недовольные легионеры убили юного императора (обыденное событие того времени), Плотин перебрался в Рим, где открыл школу и стал успешно преподавать философию, заслужив уважение многих влиятельных людей.

В сочинениях Плотина не нашлось места историческим потрясениям, поскольку этот мыслитель предпочел созерцать не окружавшие его разорение и беды, а идеальный мир блага и красоты. Это стремление оказалось общим для большинства думающих людей того времени, поскольку действительность мало кому давала надежду на счастливую жизнь, которую хотелось обрести где-то ещё. Для христиан таким местом стало Царствие Небесное, а для язычников-платоников — мир вечных идей, который объявлялся истинной реальностью, в отличие от наблюдаемого нами несовершенства и бесконечной несправедливости, с которыми не хотел примиряться разум.

Плотин испытывал почтение ко всем древним философам (кроме, разумеется, атомистов), но особо сильное влияние на него оказал Платон, а также в немалой степени — Аристотель, хотя учения двух этих мыслителей полагались фактически тождественными. Впрочем, от платонизма Плотин взял лишь некоторые отдельные аспекты, отбросив многое, в том числе и восхищение математикой. Современных ему стоиков он критиковал за материализм, эпикурейскую школу не принимал вовсе, а к суевериям, астрологии и разного рода магии относился скептически.

Центральное место в неоплатонической метафизике Плотина занимает учение о Троице: Едином, Разуме и Душе, которые являют собой первые три ступени иерархии бытия, простирающейся вниз вплоть до отдельных материальных объектов. Само Единое иногда называется Богом, а иногда — Благом. Оно нераздельно присуще всему и есть всё сущее, взятое в абсолютной единичности; оно выступает как первосущность, но не является мыслью или предметом; оно превосходит Бытие, поэтому нельзя называть Единое «всем», ведь оно превосходит «всё». Постигнуть Единое невозможно, никакие определения для него не подходят, а поэтому лучшим решением будет вовсе о нём не говорить. Само же Единое всегда остается постоянным, и, изливая себя, не теряет при этом своей полноты, но пытаясь познать непознаваемое (само себя), переходит в иную ипостась, которая отпадает от Единого и, продолжая пребывать с ним в общении, начинает отражать его. Так возникает Разум — исходящий от Единого свет, с помощью которого оно видит само себя.

Отблеском Разума и его низшей эманацией является Душа, выступающая творцом всего видимого материального мир. Суть Души заключается в двойственности: одна ее часть стремится к Разуму, тогда как другая обращена вовне и в нисходящем движении порождает свой собственный образ, то есть окружающую нас природу. Благодаря этому мы способны познать Разум: для этого следует отрешиться от тела, от чувств, от земных желаний и даже от той части души, которая формирует наш организм, и тогда останется лишь богоподобная часть, которая и есть образ Разума в нас самих. Таким образом, во время исполненного вдохновением экстаза мы способны созерцать Разум, а через него и Единое.

Далее остается лишь один логический шаг до того, чтобы признать всё материальное злом, однако Плотин удерживается и не делает этого шага — для него видимый мир еще прекрасен, хоть и менее хорош, чем идеальный. Такая позиция требовала немалой интеллектуальной смелости, особенно если вспомнить обо всех военных и социальных потрясениях, которые тогда раздирали Рим. Последующие мыслители — и христиане, и язычники — уже не смогут отыскать в себе силы отрицать очевидное: для них окружающий мир полон зла. Религиозные учителя начнут воспевать грязь и уродство, а любую материальную красоту и связанные с ней наслаждения объявят идущими от Дьявола, желающего отвратить нас от высшей Истины. В этом смысле Плотину нетрудно было рационально объяснить акт творения, ведь в результате возникла наилучшая из возможных копия вечного мира. Христианам же, отвергнувшим красоту природы, потребовались многие века, дабы найти рациональное объяснение творению, однако их аргументы все равно оказались малоубедительными.