Природа и человек в древнем Египте

Заметим, что усложнение этих условий, относимое нами в первую очередь на счет трансгрессии Средиземного моря и засухи в Северо-Восточной Африке, no-видимому, имело двоякое последствие для со-цио-природной системы Египта в период зарождения цивилизации фараонов: с одной стороны, оно стимулировало конструктивные тенденции самоорганизации, способствовавшие упрочению системных связей, но вместе с тем таило опасность эволюционного тупика и даже, не исключено, необратимой, ведущей к полному распаду утраты обретенных начатков системообразования. Так, наряду с крупным прогрессом в административной и хозяйственной сферах в Египте, ознаменовавшим переход от герзейского периода к I династии, исследователи обнаружили на данном этапе и резкую деградацию некоторых традиционных ремесел [см.: Кинк 1964, с. 15, 84; Постовская 1948, с. 176], которую можно считать свидетельством технологического упадка, наметившегося в отдельных отраслях раннединастического производства.

Подтверждаемая приведенным примером противоречивость историко-культурных эволюционных тенденций в Египте Раннего царства абсолютно закономерна для "точек бифуркации", в которых процесс самоорганизации системы в его разноплановых проявлениях не канализирован в каком-то среднестатистически заданном направлении, а разворачивается в относительно широком "поле возможностей", предусматривающем, в общем случае, равные вероятности поступательного, затухающего и попятного движения. В конечном итоге многое зависит от силы и характера дестабилизирующего воздействия на систему и от "желания" и способности последней ему противиться, диктуемых ее общим состоянием. Несомненно, одной из важнейших предпосылок, под влиянием которых примитивное и аморфное в масштабе страны общество додинастического Египта "предпочло" самоликвидации комплексную реорганизацию с усложнением до уровня территориального государства [см.: Trigger 1993, р. 8–14], был фактор вмещающего ландшафта как экологически замкнутого, да к тому же еще и сокращавшегося жизненного пространства, при неизбежности внутренних миграций исключавшего возможность массового выселения людей за его пределы и, таким образом, предохранившего протописьменный Египет от депопуляции, равнозначной распаду едва оформившейся здесь социальной системы [cp.: Carneiro 1972, р. 65].

В то же время в этих стесненных условиях накапливавшаяся энергия территориально-демографических противоречий, вылившись в кровавые междоусобные распри племен, могла бы взорвать систему изнутри, в лучшем случае на некоторый срок задержав ее развитие. Важно, однако, что к тому моменту в Египте уже появилась забиравшая власть сплоченная общественная "элита", с деятельностью которой у исследователей ассоциировались, в частности, культурные достижения на заре династической эпохи [см., например: Постовская 1948, с. 175–176; Massoulard 1949, р. 467]. При этом, на наш взгляд, принципиальное значение имело быстрое, "аномальное" выдвижение густонаселенного Тинитского царства, по уровню самоорганизации и военного потенциала сразу же далеко опередившего остальные племенные группировки долины Нила и ставшего, по-видимому, решающим фактором окончательного возобладания центростремительных сил в распределении тогдашних межрегиональных общественных связей. Цементирующая роль Тина могла заключаться, например, в том, что его вмешательство в усобицы придало борьбе за единовластие в стране "конструктивный" характер, направив этот процесс в строго определенное русло, которое, ввиду явного отсутствия у первых "фараонов" столь же могущественных конкурентов на внутриполитическом поприще, должно было рано или поздно привести к безраздельному торжеству тинитской коалиции.

Повышение уровня самоорганизации герзейского и, особенно, раннединастического общества, усложнение и рост эффективности административной структуры, пусть поначалу и в отдельно взятом регионе страны, явились неотъемлемой предпосылкой всей дальнейшей эволюции древнеегипетской цивилизации; альтернативой самоуничтожению населения архаического Египта в непрерывных междоусобных войнах за территориальные владения становилась "сборка" враждующих племен в единую нацию. О наметившихся в эпоху Раннего царства устойчиво поступательных тенденциях общественного развития свидетельствует появление и последующее совершенствование официальной царской титулатуры (на этой стадии были канонизированы три имени из пяти, составивших в дальнейшем полный титул фараона). Одновременно сравнительно быстрыми темпами шло строительство государственного аппарата: прослежено, что администрация I династии организационно заметно отставала от гораздо более разветвленной и специализированной правящей иерархии, созданной при II династии, период которой, как полагают, вообще характеризовался прорывом в культуре и идеологии и ускорением процесса объединения страны [см., например: Постовская 1947, с. 242–247].