Природа и человек в древнем Египте

В то же время в свете естественнонаучной информации очевидно, что феномен фаюмской ирригации нельзя объяснить без учета нового глобального климатического тренда, сменившего похолодание второй половины III тыс. до н. э. [см.: Клименко, Прусаков 1999]. Примерно в середине XXI в. до н. э. началось потепление, в результате которого ок. 1800 г. до н. э. среднегодовая температура достигла самых больших значений за весь исторический период (на 0,8 °C выше современной), ознаменовав так называемый суббореальный термический оптимум, уступавший лишь климатическому оптимуму голоцена (третья четверть V тыс. до и. э.) [см., например: Клименко и др. 1996а, с. 31–32]. В контексте СЕИ древнего Египта данное обстоятельство представляет исключительную важность, поскольку рассматриваемый пик потепления с соответствовавшим ему максимальным для письменной истории увлажнением Северо-Восточной Африки отвечает расцвету XII династии (ориентировочно конец XIX — начало XVIII вв. до н. э.). К тому времени сток Нила вырос почти вдвое против объема двух-трехсотлетней давности [Fairbridge 1976а]. В связи с этим обращает на себя внимание одна деталь биографии номарха Ментухотепа, сына Хепи, правившего при XI династии, который утверждает, что ему удавалось при низких разливах предотвращать в своем номе голод вплоть до наступления лет изобильного Нила [Vandier 1936, p. 113]. Это интересное сообщение, совершенно адекватное имеющимся палеоклиматологическим данным, возможно, помимо всего прочего свидетельствует, что благоприятный для населения Египта режим реки восстановился очень быстро, на глазах всего лишь одного поколения. При XII династии уровень Нила, вероятно, стал близок современному: это как будто удостоверяет длина лестниц, спускавшихся к реке из крепостей, которые Сенусерт I начал возводить у 2-го порога [Bell 1975, р. 242]. Нет никаких сомнений, что именно увеличение нильского стока, а не расширение и углубление египтянами русел, соединявших реку с Фаюмской депрессией [см.: Said 1962, р. 106], сделало возможным регулярное пополнение запаса воды в Меридовом озере, а значит, и само функционирование гидрокомплекса в Фаюме; уточним, что в начале XVIII в. до н. э. зеркало озера, поднявшись в общей сложности на 18 и, добралось до рекордной отметки 22 м над уровнем моря [Kozloxvski, Ginter 1993, р. 327–336; Hassan 1986, р. 491–492; 1997, р. 6].

Преображенный Фаюмский оазис эпохи Среднего царства обычно ассоциируется у исследователей не иначе как с житницей Египта, которой чуть ли не вся страна была обязана своим экономическим возрождением после разрухи 1-го Переходного периода [см., например: Wilson 1965, р. 133]. Парадоксально, но общеизвестные данные скорее говорят о другом.

Еще несколько слов о хозяйственном значении Фаюмского оазиса

Общим местом едва ли не всех научных трактовок роли Фаюма в экономике Египта Среднего царства является тезис, что египтяне, наряду с созданием уникальной оросительной системы, значительно укрупнили земельные владения государства, отсушив у озера большие площади плодородной территории оазиса [Перепелкин 1988а, с. 392–393; Kees 1961, р. 223]. Имеется, однако, информация конкретнее: к концу XII династии в Фаюме было дополнительно культивировано всего 27000 акров, т. е. порядка 110 ки² целины [Брэстед 1915, т. 1, с. 202; Шолпо 1941, с. 95; Wilson 1965, р. 133].[69]

Сопоставим эту прибыль с доступным нашей оценке ущербом, который нанесли аграрному потенциалу Египта так называемые "старые дюны" [см.: Прусаков 1997а]. Напомним, что в ходе их наступления на Долину только между Асиутом и Бени Суефом пески покрыли участок поймы длиной 175 км и шириной 0,5–3,5 км [Butzer 1959с, S. 111 (69)–112 (70)] — в среднем площадью 350 км². При всей приблизительности последней цифры мы вынуждены заключить, что, вопреки расхожему представлению, экономический эффект от возделывания фаюмской нови при царях XII династии был в масштабах всего Египта, пожалуй, не так уж и велик. Дренированный фарвонами регион оазиса, в итоге даже не компенсировавший земельного убытка от песчаных заносов в долине Нила, явно не расширял исконных земледельческих угодий страны и вря дли мог претендовать на роль ее базовой житницы.