Природа хрупких вещей

Колм не бил меня, когда был пьян. Если напивался, то, как ни странно, пребывал в лениво-добродушном настроении. Именно трезвый он был наиболее опасен, мог вспылить из-за любого пустяка. Иногда бесился, если я слишком долго стряпала ужин или если ужин был готов раньше, чем он успевал проголодаться. Порой он не приходил домой ночевать, и, если я интересовалась, где он был, Колм приходил в ярость, заявляя, что не обязан передо мной отчитываться. Обычно спустя несколько часов или несколько дней он извинялся, но никогда не клялся, что попытается измениться. Мне хотелось спросить у мамы, как создать такую семью, как у них с отцом, но я не решалась поведать ей, какой Колм на самом деле. Мои школьные подруги разъехались по другим селениям либо перебрались в Белфаст, где учились на курсах секретарей-машинисток или осваивали профессию медсестры. Мне не с кем было пооткровенничать.

Прошел год, я забеременела. По глупости я надеялась, что теперь Колм станет лучше относиться ко мне, по-новому посмотрит на свою роль любящего кормильца. Но он весьма странно отреагировал на известие о моей беременности. Той ночью в постели был груб со мной, впал в неистовство, причиняя мне боль, словно стремился выдавить из меня новую жизнь, которая зародилась во мне не без его участия. Однако спустя несколько недель он радовался, что скоро станет отцом, гладил мой округлявшийся живот, разговаривал с ребенком, которого я вынашивала, называл его своим сыночком, обещал научить морскому делу.

Я была на седьмом месяце беременности, когда Колм однажды вернулся домой злой после ссоры с отцом. Таким взбешенным я его еще не видела. Было ясно, что оставаться с ним дома небезопасно, и я решила спрятаться у мамы, пока он не успокоится. Но стоило мне упомянуть, что нужно кое-что отнести маме, он оскорбился, заорал, что только-только пришел домой. Я попыталась прошмыгнуть мимо него и уйти, а он схватил меня за волосы, швырнул на пол и принялся избивать ногами.

Я пыталась защитить свое дитя. Пыталась уползти. Не удалось. И тогда я сжалась в комочек, руками закрывая живот. Но удары его башмаков сыпались и сыпались, пока он не устал. Несколько секунд Колм постоял надо мной, тяжело дыша.

— Тварь никчемная, — рявкнул он, буквально выплюнув слова. Затем схватил с колышка свою куртку. — Попробуй только уйди к своей мамочке. — И отправился в паб.

Сразу же после его ухода у меня начались схватки. Я из последних сил поднялась на ноги и потащилась из дома. На полпути до соседской хижины из меня хлынули воды и кровь, и я рухнула на землю. В ту ночь моя крошечная девочка родилась синюшной, как летняя луна. Я держала на руках ее бездыханное тельце, перед глазами стоял туман, а кровь продолжала хлестать. Потом я потеряла сознание.

Очнулась я два дня спустя на больничной койке в Белфасте. Я не стала матерью. И никогда не стану. Из меня было вырвано все, что могло бы удержать новую жизнь.

В больнице я пролежала десять дней. Колм меня не навещал. Мама каждый день приходила и, сидя рядом, плакала вместе со мной. Я поведала ей, что сотворил Колм, хотя знала, что причиняю маме боль.

— Больше ноги твоей не будет в его доме, — твердо сказала мама. — Не пущу.

Но я поехала туда. В день выписки из больницы за мной явился Колм. Объяснил, что ему было очень стыдно и потому он не приходил ко мне в больницу. Но он ничуть не переживал, что убил нашу девочку и едва не убил меня. Когда мы вернулись домой и к нам пришла моя мама, Колм даже не пустил ее на порог. В окно я смотрела, как она, плача, возвращается в тот дом, где я родилась. Сама я была слишком слаба, чтобы броситься следом за ней.

Я свои слезы уже выплакала и теперь не чувствовала ничего, кроме холодного свирепого клокота в самой глубине моего существа, бурлящего, словно закипающая вода. Я не находила этому определения. Это была не ненависть — более сильное чувство. Когда в постели он полез ко мне в первый раз после того, как у меня случился выкидыш, я просто лежала под ним, будто бревно, позволяя ему делать со мной все, что он хочет. Я ничего не чувствовала, кроме того холодного бурления, что клокотало во мне. Словно в меня вселился другой человек — человек, у которого есть некий план. Я не знала, что это за план, а жаждала лишь одного — чтобы Колм сполна расплатился за свою жестокость. Он убил нашу дочь.

Теперь я точно знала: если он снова ударит меня, я дам сдачи. Ждала этого момента. Начала искать в доме предметы, которые могли бы послужить орудием мести. Училась отбиваться кочергой. Но в итоге ничего этого не понадобилось.

Спустя четыре месяца после смерти нашей дочери я пришла на причал, где было пришвартовано его судно: Колм велел принести ему ужин. Ремонтировал свою посудину, и ему некогда было идти домой. Он пребывал в отвратительном настроении, и я сразу поняла: жди беды. Колм в очередной раз поругался с отцом и готов был выместить на мне свою злость, если я не успею убраться подобру-поздорову.