Мы очень давно ничего не ели и не пили, поэтому идем к длинному столу с едой и напитками, что организовали военные. Солдаты взяли продукты и воду из ресторанов и гастрономов, не затронутых землетрясением. Стоим в длинной очереди голодных людей под надзором вооруженных стражей, которые требуют, чтобы все соблюдали строгий порядок. Не толкаться, не пихаться, не ругаться. Но, придавленные несчастьем, люди стоят как деревянные, никто и не пытается шуметь в очереди. Наконец, получив свой паек — сваренные вкрутую яйца, сухое печенье и яблоки, — мы с Кэт устраиваемся на свободном пятачке на траве и принимаемся за еду. Моих нагрудных часов у меня с собой нет, и сейчас я имею весьма смутное представление о времени. Одно знаю точно: подкрепившись, мы сразу заснем на единственном одеяле, что дала нам медсестра из Красного Креста.
Спустя некоторое время я пробуждаюсь и вижу, что беженцев заметно прибавилось, а вот палаток — ненамного. Большинство, в том числе раненые, сидят или лежат на траве, как и мы с Кэт. Хорошо бы продолжить поиски Белинды и ее дочки, но Кэт пока еще спит.
Ожидая, когда она проснется, я слушаю обрывки новостей о пожаре. Ими делятся новые беженцы, прибывающие в парк с детскими колясками и садовыми тачками, груженными скарбом, который они успели вытащить из своих домов. По их словам, пожары, возникшие в разных местах, теперь образуют единый огненный котел. Пламя уже уничтожило кварталы в центре города, близ паромного вокзала. Пожарные пытаются качать воду из залива, но огонь успел распространиться на милю вглубь от берега. Мне отчаянно хочется поскорее отыскать Белинду, а также найти экипаж, следующий на юг, и отвезти несчастную домой, в Сан-Рафаэлу, а после отправиться вместе с Кэт в Аризону. Однако все в один голос утверждают, что дороги к югу от центра города в огне и что пламя блокирует путь ко всем дорогам, ведущим в южном направлении.
Наконец Кэт просыпается. Я говорю ей, что мы должны возобновить поиски Белинды и ее дочки. Пытаюсь придать нашему занятию характер игры, говорю, что это своего рода охота за сокровищами, но Кэт не обманешь. Разыскивая Белинду с ребенком, мы вынуждены внимательно смотреть на всех и каждого, а некоторые беженцы ранены или обожжены или потеряли родных и близких. Вокруг нас толпы народу. Паники нет, но общее настроение мрачное.
Мы возвращаемся к воротам парка, надеясь найти там кого-то из распорядителей и выяснить, где находятся пациенты из Павильона механики. Распорядителя я не нахожу, но вижу рекламный щит высотой по меньшей мере футов двадцать. Еще несколько часов назад на нем размещалась реклама какой-то марки пива, а теперь он залеплен снизу вверх, куда только может дотянуться рука, визитными карточками, листками и клочками бумаги с просьбами сообщить информацию о том или ином человеке или с какими-то важными сведениями.
Я останавливаюсь и читаю объявления. В одном сообщается: «Сильвия и Малколм Бергер живы и здоровы. Ищите их по адресу: 28-я авеню, дом № 120». В другом написано: «Кто видел нашу дочь, Элайзу Джейн Коул? Ей восемь лет. Темно-каштановые волосы, веснушки. Красное платье. Оставьте сообщение, пожалуйста!» И таких маленьких записок на рекламном щите сотни, а некоторые и вовсе начерканы на клочках газеты. Самое большое гласит: «Извещения о смерти можно оставлять здесь».
Я ставлю саквояж на землю и достаю из него документы, что хранились в столе Мартина. Пытаюсь решить, каким из них можно пожертвовать. От какого оторвать клочок, чтобы написать объявление? Потом вижу папину тетрадку, лежащую поверх одежды Кэт. Документы мне нужны. Во всяком случае до тех пор, пока я не узнаю, что сталось с Мартином. Беру папину тетрадку, листаю ее до той страницы, где он за несколько дней до падения с крыши записал последнее слово — «неустрашимый». Помедлив, отрываю нижнюю часть соседней страницы, которую папа непременно заполнил бы, если б прожил дольше. Немолодую женщину, что пишет свое объявление, прошу одолжить мне карандаш, когда она закончит.
Пишу: «Белинда Бигелоу, мы с Кэт здесь, на лужайке для игры в шары. Ищем вас. Оставьте сообщение, если можете». Свое объявление я прикрепляю на щит примерно на уровне глаз Белинды, затем мы с Кэт идем к продуктовой палатке и, с час простояв в очереди, получаем хлеб, сыр, болонскую копченую колбасу и консервированное молоко. После возвращаемся на лужайку и находим новое местечко для отдыха, так как наше прежнее уже заняли другие беженцы. Опускаемся на траву, я привлекаю к себе Кэт и говорю, что завтра мы продолжим поиски. Завтра мы обязательно найдем Белинду с ее малышкой.
Произнося «завтра», я осознаю, что мы заночуем в парке, на траве, под звездами, в окружении тысяч других людей, которым, как и нам, сегодня больше негде ночевать. Некоторые беженцы из одеял и ковров соорудили импровизированные палатки, но у нас с Кэт одно одеяло на двоих, и я рада, что после заката не холодает, да и не особенно темно, ибо горизонт на востоке окрашивает оранжевое зарево, как на рассвете.