Природа хрупких вещей

Другой мужчина стучит по стенке фургона, подавая сигнал извозчику трогать с места.

Мне трудно определить, в какой стороне запад: солнце прячется за густой пеленой дыма. Остается лишь вместе с толпами других людей следовать за повозками, автомобилями и экипажами. На восток, к паромному причалу, никто не идет. Кто-то спрашивает, почему пожарные бригады не гасят огонь, и я слышу ответ, что пожары пытались потушить все утро, но землетрясение повредило подземные водопроводные магистрали и у пожарных нет доступа к воде. Смех да и только, думаю я, ведь мы на полуострове, с трех сторон окруженном морем. Воды вокруг хоть отбавляй, но доставить ее на улицы нет возможности, и огонь пожирает все, что встречается на пути.

Потом вдалеке раздается взрыв, следом еще один. Должно быть, огонь добрался до чего-то горючего, решаю я. Но человек в военной форме, идущий в нескольких ярдах от меня, объясняет, что военные взрывают некоторые здания, создавая противопожарные заслоны, чтобы пресечь распространение огня.

Я смотрю в ту сторону, где, по моему разумению, находится север, и думаю о Мартине: он остался лежать у стены на кухне. Пожары бушуют к югу и западу от моего района. Мартину, если он жив, опасность не грозит, по крайней мере пока. У меня мелькает благая мысль: надо бы сообщить кому-то из полицейских, что в моем доме близ Рашн-Хилл находится раненый. Но все полицейские вокруг заняты решением куда более неотложных проблем. И потом, я не могу допустить, чтобы Мартин кому-то, а тем более полицейскому, поведал о том, как он оказался в кухне в таком состоянии.

Впрочем, не исключено, если он сочтет разумным сказать, что причиной его падения стало землетрясение, а после того, как врач залатает его, примется искать меня. Всех нас.

Нет, думать об этом сейчас я не могу. Моя главная забота — уберечь Кэт. Нужно только пережить этот день. Всего один день.

Я отвожу взгляд от кварталов близ Рашн-Хилл и прошу Кэт ускорить шаг.

Бывало, мы с ней подолгу гуляли, и я знаю, что Кэт по силам пройти пешком две мили. Но уже после первой мили она устает. Это ведь не обычная прогулка — вообще не прогулка, а настоящее бедствие. Рядом с нами бредет какой-то мужчина с семьей. Дети его постарше Кэт, и он вызывается понести ее на руках. Я даже не спрашиваю согласия малышки, а просто позволяю мужчине подхватить ее на руки, и мы продолжаем путь: удаляемся от пожаров, направляясь к песчаным холмам, окружающим парк «Золотые ворота».

В этом парке я бывала несколько раз. Он невероятно красив и громаден, больше, чем Центральный парк в Нью-Йорке. Но вот перед нами вырастает восточный вход, и я отмечаю, что идиллическую красоту затмевают реалии нового предназначения этого места: теперь это лагерь беженцев. И землетрясение парк тоже не пощадило. Столбы каменных ворот, словно сложенные из хрустящей корки пирога, опрокинуты. Мы продвигаемся вглубь, и я вижу, что прекрасное здание столовой возле детской площадки стоит без крыши, а стены частично обвалились внутрь.

Народу тьма. Люди в богатых одеждах бродят по соседству с бедняками, бежавшими от ада на востоке города. И даже такой огромной территории не хватает, чтобы приютить всех. Кто-то спрашивает у человека в форме, почему нас не отправили на военную базу Президио, и ему объясняют, что территория базы уже заполнена эвакуированными и пострадавшими из районов пожаров. Нам велено двигаться к лужайке для игры в шары за каруселью и детской площадкой. По пути в парк я воображала, что мы укроемся в оранжерее, если, конечно, она не разрушена. Нет, восхитительное здание оранжереи уцелело, но я не вижу, чтобы кто-то открывал ее двери. Впрочем, мы бы там все не поместились.

Доходим до широкого газона, и мужчина, что нес Кэт, опускает ее на землю.

Здесь вообще нет никакого укрытия. Только деревья, трава и цветы. Беженцы, прибывшие до нас, сидят или лежат прямо на земле. Солдаты воздвигают палатки. Мы с Кэт бродим по лужайке, ища Белинду с малышкой.

Но их нигде нет.

Я смотрю на Кэт. Прежде я ни разу не видела, чтобы она плакала, но сейчас по ее щекам катятся две слезинки. Ставлю на землю саквояж и опускаюсь перед ней на колени.

— Мы найдем Белинду и малышку. Они здесь. Где-то здесь. Мы обязательно их найдем. Хорошо?

Спустя несколько секунд она все же кивает.