Природа советской власти. Экологическая история Арктики

Последний вызов состоянию популяций северного оленя на Кольском полуострове был брошен в связи с упразднением природных заповедников. В 1951 году правительство сократило охраняемую территорию с 12 млн 600 тыс. гектаров до 1 млн 384 тыс. гектаров и закрыло 88 из 128 заповедников, включая Лапландский527. Экологические историки высказывают разные точки зрения на эти события. С одной стороны, Дуглас Винер считает упразднение заповедников следствием восхождения к вершине влияния агронома-шарлатана Трофима Лысенко и влияния его прометеевских взглядов на природу528. Известный своими атаками на генетиков и других ученых, Лысенко фактически исказил вполне разумную программу по посадке деревьев, превратив ее в абсурдный и нереалистичный сталинский план преобразования природы529. С другой стороны, Стивен Брейн утверждает, что Министерство лесного хозяйства, под контроль которого были переданы многие территории закрытых заповедников, фактически не было заинтересовано в их экономической эксплуатации. Напротив, оно хотело расширить собственную программу по сохранению лесов530.

Что бы ни стояло за ликвидацией заповедников – бюрократическая борьба или растущее влияние одного отвратительного агронома, – руководство Лапландского заповедника отреагировало на это решительно. Олег Семенов-Тян-Шанский и сотрудники заповедника сначала делали все, чтобы не допустить его закрытия. Затем они смогли добиться его повторного открытия в 1957 году и восстановить его деятельность531.

Вынужденный перерыв в охране природы оказался менее страшным для популяции дикого оленя, чем опасались ученые. Хотя на территории бывшего заповедника была начата заготовка древесины и, как можно предположить, треть лесов сгорела (что привело к уничтожению больших участков лишайников), число диких оленей там существенно выросло (см. таблицу 3)532. Всякое хищничество, которое там имело место, не могло затмить начавшийся цикл роста популяции животного. Государственные охотничьи инспекторы во время закрытия заповедника стали использовать аэрофотографию для оценки популяционной численности оленей. Этот метод вскоре после повторного открытия заповедника позаимствуют ученые533. Аэрофотография заменила более ранние методы подсчета, основанные на практических знаниях и умениях оленеводов. Вместе с тем были утрачены навыки различения между дикими и домашними оленями, прибивавшимися к диким стадам534. Вскоре, однако, эти группы животных станут держать еще дальше друг от друга.

УКРУПНЕНИЕ

Ловозеро стало центром «саамского оленеводства» Кольского полуострова только после смерти Сталина. Приезжающих туда туристов сегодня встречают стандартные советские пятиэтажки наряду с квазимодернистскими строениями, в частности со зданием гостиницы, построенной в виде вигвама, а также изображенный в соцреалистической стилистике олень на вывеске при въезде в город. Невозможно не обратить внимания на поразительный контраст между идентичностью этого места как оленеводческой деревни и городской архитектурой, украшающей ее улицы. Там также можно встретить множество указаний на саамскую культуру, таких как Музей истории кольских саамов и Национальный культурный центр, которые подчеркивают статус Ловозера как родины традиций саамов и их оленей535. Тем не менее все это не дает полного представления об этом месте.

Ил. 8. Саамский национальный культурный центр в Ловозеро. Фотография автора.

Старое, но среднее по размерам поселение саамов, возникшее еще в XVI веке, Ловозеро впервые стало местом крупномасштабного оленеводства в связи с миграцией сюда оленеводов коми в конце XIX века. Во время коллективизации хозяйства в организованном тут колхозе «Тундра» преобладали коми536. В 1960‐е годы в Ловозеро переместили 435 саамов из расселенных деревень, что в два раза увеличило их численность537. Как указывают Наталья Гуцол, Светлана Виноградова и Антонина Саморукова, «сегодняшняя роль Ловозеро как этнического и оленеводческого центра Кольского полуострова является результатом исторических, политических и социально-экономических процессов и событий, происходивших в Мурманском регионе в течение XX столетия»538.