Природа советской власти. Экологическая история Арктики

Призывая саамов заниматься другими видами экономической активности помимо оленеводства, Николай Воронцов писал в 1935 году: «Монча – слово лопарское. В переводе на русский означает красивая». Эти слова должны были служить вдохновением для наименования нового города никелевого производства Мончегорском. Выходец из Хибин, Воронцов теперь работал руководителем строительства завода «Североникель». Подтверждая то, что оптимизм в отношении окружающей среды пережил события Великого перелома, он убеждал читателей газеты: «Это поистине красивый край, пересеченный горными хребтами, имеющий массу красивых озер, речек, берега и долины которых покрыты прекрасным лесным массивом из сосен, елей и березы. Здесь прекрасный мягкий климат, замечательные условия зимнего лыжного и конькобежного спорта, а летом для парусного и гребного. Наша задача – сохранить эту исключительную природу района, создать хорошие условия жизни и работы, создать условия для отдыха людей»589. Десятилетия спустя, когда производство разрослось, а страна, которая его построила, развалилась, в общественном дискурсе стал преобладать более пессимистичный взгляд на природу. «Если вы когда-либо хотели увидеть ад, – было написано в одном из путеводителей для иностранных туристов в 2000 году, – вам стоит посетить Мончегорск»590.

Как и почему это произошло? Почему город, обслуживающий никелевую промышленность на далеком Севере, несмотря на попытки планировщиков и чиновников сохранить его красивую природу, стал местом экологической трагедии? Если оставить в стороне пропагандистские намерения Воронцова и иронию упомянутого выше путеводителя, можно увидеть контраст между надеждами и долгосрочными результатами советского проекта на Севере. Горная добыча и выплавка цветных металлов загрязняли водоемы и почвы, уничтожали растительность и влияли на здоровье людей больше, чем производство апатита. Высокие концентрации никеля, меди, диоксида серы и других химикатов повышали кислотность вод местных водоемов и изменяли химический состав почв рядом с предприятием «Североникель» в Мончегорске и «Печенганикель» в городах Никеле и Заполярном591. Загрязнение превратило территории около никелевого производства в голые ландшафты, где можно было встретить лишь редкие мертвые кустарники и деревья, выступавшие из отравленной почвы. К концу века площадь лесов, которым был нанесен заметный урон, составляла примерно 39 тысяч квадратных километров, в то время как полностью уничтожено было 600–1000 квадратных километров леса592. Многие дети в Мончегорске и почти половина населения Никеля страдали респираторными заболеваниями593.

Но как объяснить причины и особенности таких экологических и социальных последствий для Кольского полуострова? Сразу после распада СССР Мюррей Фешбах и Альфред Френдли предсказывали: «Когда историки оценят опыт СССР и советского коммунизма, они смогут утверждать, что это был экоцид»594. Были ли они правы? Подавляющее большинство авторов согласны с тем, что советская политика была крайне опасной для окружающей среды. Даже те, кто дает более умеренные оценки экологических последствий советской власти, признают, что многие практики были разрушительными595. Не только на Севере, но также и по всей стране тяжелая промышленность загрязняла почвы, воздух и водоемы так активно, что, кажется, термин экоцид является самым правильным для советского контекста. Попытки контролировать природный мир также имели катастрофические последствия, такие как чернобыльская трагедия, высыхание Аральского моря и загрязнение Байкала.