К примеру, Кляйн очень по-разному интерпретирует страх быть брошенным у детей и взрослых, в зависимости от контекста переноса и доминирующих чувств: анализанд может чувствовать, что объект бросает его вследствие бессознательных агрессивных фантазий, направленных на него, и в таком случае он чувствует, как будто он попал к плохому объекту (параноидная тревога); или он может бояться потери безопасности, которую дает хороший интернализованный объект (депрессивная тревога). Специфические способы защиты затем анализируются, в частности, маниакальные защиты, а также проективная идентификация, которые используются «здесь и сейчас» против страха разлуки или потери объекта.
Далее Кляйн представила новые идеи, добавляя к нашему пониманию объектных отношений оригинальные понятия параноидно-шизоидной и депрессивной тревоги. В частности, она представила концепцию проективной идентификации и зависти, которые по-новому объяснили функцию нарциссизма в качестве защиты против восприятия объекта как отдельного и другого (отличающегося).
Последователями М. Кляйн, в частности, Г. Розенфельдом, Х. Сигал, В. Бионом и Д. Мельтцером была описана вовлеченность нарциссизма в защиты против параноидной тревоги, депрессивной тревоги, зависти и их трансформаций. Хотя Кляйн немного говорила о нарциссизме, эта концепция так или иначе представлена в ее работах (Klein, 1991), как показали Сигал и Белл в исследовании теории нарциссизма у Фрейда и Кляйн. К примеру, в описании проективной идентификации в «Заметках о некоторых шизоидных механизмах» (Klein, 1946) Кляйн прямо говорит, что когда отношения с другим человеком основаны на проекции на него «хороших» или «плохих» частей субъекта, это «имеет нарциссическую природу, поскольку объект в этом случае определенно представляет одну из частей Эго» (p. 13). Кляйн имплицитно обращается к нарциссизму также в «Зависти и благодарности» (Klein, 1957), когда демонстрирует, что проективная идентификация является средством достижения целей зависти и в то же время защитой от нее, – например, в случае, когда завидующий субъект вводит себя в объект и овладевает его достоинствами. Однако, проводя это сравнение, Кляйн непосредственно не обращается к нарциссизму, хотя мысль о существовании тесной взаимосвязи между нарциссизмом и завистью явно просматривается в этой работе, отмечала Сигал (Segal, 1983).
В заключение обзора существенного вклада Кляйн и применения ее идей в клинической практике и анализе развития переноса следует отметить, что в аналитическом процессе мы наблюдаем постоянное чередование: сначала мы замечаем, что сепарация мобилизует всемогущую проективную идентификацию с объектом, чтобы не осознавать объект как отдельный. Затем восприятие объекта как иного и имеющего специфический пол мобилизует зависть, которая постепенно превращается в ревность относительно первичной сцены. В этом случае ощущение отдельности принимает другое значение: мать уже больше не воспринимается как принадлежащая исключительно ребенку, но как составляющая пару с отцом, и это вызывает чувство исключенности из родительской сексуальности, сопровождаемое желанием идентифицироваться с родителями в контексте эдипова комплекса.
Герберт Розенфельд: проективная идентификация и нарциссическая структура
На основе работы Кляйн о ранних объектных отношениях Розенфельд исследует роль всемогущества, интроективной и проективной идентификаций и зависти как защит против признания сепарации между Эго и объектом. Так он определяет нарциссическую структуру, наблюдаемую в психоанализе, и выделяет два типа нарциссизма: либидинальный и деструктивный.
В связи с первым случаем чисто психоаналитического лечения психоза, в 1947 году Розенфельд показал, как пациентка в анализе использовала проективную идентификацию, чтобы защититься от тревоги, в частности, тревоги по поводу сепарации во время праздников, и мысли об окончании анализа. Он приписывал ее состояния деперсонализации фантазиям насильственного вхождения в аналитика с целью достижения безопасности во всем, чего она хотела, но ценой потери себя, переживания омертвения и дезинтеграции.