Читаем Пришелец из Нарбонны полностью

Эли закрыл глаза. Голова была тяжелой. Острая боль прошла, но его по-прежнему мучила жажда. Он снова погружался в мягкое море. Вода расступалась, растекалась, а он медленно проваливался. Его подняли чьи-то руки и положили на горячей скале. Над ним парили два стервятника. «Здесь лежит…» Дальше надпись была стерта. Каталина сидела на вершине.

— Я пришла пожелать тебе выздоровления.

Он узнал детский голосок.

— Это ты, Ана? Ты хорошая девочка.

— Изабелла принесла молоко, это очень полезно для здоровья. А тут Гассан поставил воду.

— Благодарю тебя, Ана, ты хорошая девочка.

— Изабелла тоже желает тебе выздоровления. Она не придет, велела мне все передать.

— Спасибо. Храни тебя Господь.

Ана тихо заплакала.

— Почему ты плачешь?

— Потому что ты болен. И мама больна. Но ты лежишь в постели дома, а мама нет. Я знаю, где мама.

— Где?

— Пошла к инквизитору.

— Зачем?

— Не знаю. Но пошла.

— Не говори так, Ана.

— Я все знаю, не думай, что я ничего не знаю. Не такая уж я и маленькая. Не такая уж я и глупая. Не думай.

— Я не думаю.

— Это нехорошо, что мама ушла, правда?

— Очень хорошо.

— Ну, ладно. Я пойду. У больного нельзя долго быть. Хаиме уже пришел. Он умнее меня, правда?

— Он старше тебя. Но и ты тоже умница.

— Да?

— Поблагодари Изабеллу. Да хранит ее Бог.

Эли слышал, как Ана закрыла дверь.

— Хаиме, что было потом?

— Отец сердится. Мать сердится. Даниил сердится.

— И правильно.

— Я-то думал, что хотя бы вы…

— «Чти отца и мать».

Хаиме молчал.

— Ты отошел от этой заповеди, можешь отойти и от других.

— Все равно, каким бы ни был отец, нужно его почитать?

— А ты хотел доказать, что ты взрослый?

— Нет!

— Что все можешь?

— Нет.

— Я тоже был такой. Еще сегодня.

Кто-то вошел в комнату.

— Кто это? — спросил Эли.

— Раввин Шемюэль Провенцало, — ответил Хаиме.

— Желаю тебе выздоровления. Да снизошлет тебе Бог полное выздоровление! — Палермский раввин уселся в кресле.

— Благодарю тебя, рабби. Нужно чудо.

— Кто не верит в чудо, тот ни во что не верит. Чего стоит вера без чудес? Она была бы мертвой, как тело без души. Чудо — это душа веры.

— Чудо нужно малодушным.

— Что ты такое говоришь, юноша? Тора запрещает заклинания и ворожбу. Чудо — это когда видишь и чувствуешь. Все насыщено душой мира, одной из бесконечных искр Божьих. Видеть песчинку и свет звезды, хотя объять их разумом нельзя, — вот что такое чудо. Простые, плохо образованные люди принимают оболочку за сущность и останавливаются на берегу чуда, считая призрак существом. Каббала же блеском своим просветляет сокрытую в вещи тайну, которую прояснит нам Мессия.

— Жизнь — это чудо?

— Разумеется.

— А смерть?

— Это конец одной формы и начало другой.

— Другая форма? Что это значит?

— Некоторые люди верят, что душа, освобождаясь от бренной оболочки, покидает свое тело-темницу, как куколка личинку, и проходит путь самосовершенствования, начиная иногда от воплощения в дерево, животное и даже камни. В Каббале сказано, что странствующая душа движется назад, к верху, к Высшей сфере, к Творческой сущности, из которой она когда-то вышла, как одна из бесконечного множества Божьих искр.

— Человек боится смерти.

— Ибо он, как личинка, привязан к своей оболочке. Человек думает: вот моя сущность. А ведь у него бессмертная душа. Но оболочка ему ближе, ибо он ее может зрить и осязать, а душу — нет. Ему кажется, то, что он видит и ощущает, надежнее того, о чем можно лишь думать. Еще не было таких, кому была бы предоставлена возможность созерцания сущности вне тела. Я не говорю о видениях или ясновидении. Я не говорю о пророках. Я думаю о душе. Так вот, как я уже сказал, оболочка Симеону ближе души. Ибо ему кажется, что он смотрит глазами, а чувствует телом, однако не знает он, что это обманчиво. После смерти он перестанет видеть и чувствовать. А душа? Будет ли она после смерти видеть и чувствовать? И буду ли я, Симеон, об этом знать? И будет ли моя душа зваться Симеоном? В чем же ошибка в рассуждении Симеона? В том, что он переносит сущность оболочки в бестелесную сферу. Каково между ними расстояние? Как между небом и землей. Это так же, как если бы поставить петуха перед страницей Талмуда и приказать: читай и объясняй! Но и это различие — ничто по сравнению с различием между оболочкой и бестелесной сферой.

— Все ли души ждут то же самое?

— Не понимаю.

— Куда идет грешная душа?

— Грешной души не бывает. Грешно тело, самая низкая часть души.

— Для кого предназначен ад?

— Что значит ад, коли душа не чувствует боли?

— Если нет ада, значит, нет и рая.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пирамида

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза