— Алонсо! Алонсо. У Хуаны лицо Мигуэля. Спасай малышку, Алонсо. Спасай ребенка! Теперь уже конец. Алонсо развел окровавленные руки. Мигуэль на костре. Спасайте малышку. Спасайте малышку Хуану, Алонсо. Я буду просить Бога, чтобы он подарил ей жизнь. Огонь закрыл лицо. Отдай тайный листок, Алонсо! Я прочел в синагоге лишь начало. Нафтали должен прочесть в баррио. Пошлю его отцу вместе с письмом. Письмо в переметных сумках. Помни, Дов. Отвезешь в Нарбонну. Лайл черна, как ночь. Отец сердился. Не хотел этого слышать, говорил, назови ее «Йома», что значит «День». Говорил: — Возвращайся скорей. Ты все думаешь, что ангелы с тобой играют. Подумай о невесте… Довольно бесстыдных забав!
У отца взгляд суровый, как у Алонсо. Когда мать была жива, он не был с нею добр. Потом жалел. Не захотел жениться. Лайл — это ночь. Дов с Каталиной сидят на лошади. Дов угрожает кинжалом, Каталина отталкивает его. Не бойся! Первый раз улыбнулась. Ему она никогда не улыбалась. Лайл громко заржала. Я назвал тебя грустным именем. Я предчувствовал, что ты привезешь меня к смерти. Отдаю тебя в добрые руки. Она даст тебе воды. Альваро, почему нет Каталины? Я ведь тебя просил. Вдовой будешь. Ни за кого не пойдешь замуж. Не ходи в монастырь! Берегись Алонсо! Два стервятника кружат над скалой. Выклевывают Алонсо глаза. Глаза хищной птицы. Мой отец был всегда добр ко мне. Купил мне коня. Я вел себя в путешествии хорошо. Не грешил. Разве это грех? За что Бог наказал меня? Не грешил. Убил Алонсо? Что сделал? Убил Алонсо. Алонсо, что ты сделал? Писарь тайных листков! Я верил в тебя, как в отца.
Железный крест давил ему на грудь, и было тяжело дышать…
Эли разбудил собственный крик. Он очнулся и посмотрел вокруг.
Каталины не было. Темнело, будто наступили сумерки. Неужели уже поздно? Еще недавно было утро, а точнее, день приближался к полудню. Так долго он спал?
Кто-то стукнул в дверь. Она открылась, и появился пес.
— Входи, Апион.
Собака тихонько залаяла и медленно попятилась назад.
Его прошила острая боль, когда он хотел поправить спадающий на пол плащ. Снова появился озноб. «Помни, уходят дни, помни, близится Суд, и что же ты скажешь, несчастный?» Почему никого нет? Он будет умирать в одиночестве…
Дверь приоткрылась. Кто-то подошел к постели. Лица Эли не узнал.
— Кто это? — спросил он ослабевшим голосом.
— Это я, Нафтали.
— Слава Богу.
— Я пришел пожелать вашей милости выздоровления. Трое моих товарищей тоже передают пожелания…
— Видишь, дружище, как он меня…
— Бог добр. Ваша милость выздоровеет.
— Где ты тогда был?
— Рядом. Совсем близко.
— Как это случилось?
— Бандит справа метил в грудь, но попал в левое плечо, его кто-то сзади ударил и ослабил удар.
— Кто это был?
— Не знаю, была такая заваруха. Потом мы бросились за ним.
— А Алонсо?
— Его вынесли из синагоги, и тело бросили на съедение стервятникам за стенами баррио.
— Что будете делать дальше?
— Посмотрим.
— Вся тяжесть падет на тебя, Нафтали, я в баррио не вижу никого другого. Соберешь людей, раздашь оружие. Инквизитор будет мстить.
— Пока гранд Авраам Сеньор пребывает у нас, инквизитор не посмеет.
— Гранд поедет в Толедо.
— Инквизитор не отважится.
Эли снова проваливался в бездну с зелеными скользкими стенами. На дне ее, раскачиваясь, ползали ужи и змеи. Теперь они слились в одну огромную змею, и жало ее приближается и жалит в грудь. Над ним повисает лицо инквизитора. «Не хотел целовать креста, так иди на костер». Нет! Нет! Нет!
У постели стоял Даниил.
— Я пришел пожелать тебе выздоровления…
Эли не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Левое плечо онемело. Пальцы под ногтями стали черными.
Эли улыбнулся.
— Это хороший знак, когда больной улыбается, — голос Даниила доходил издалека, то приближаясь, то удаляясь.
— Хорошо, что ты пришел.
— Может, тебе что-то нужно?
— Воды.
— Сейчас принесу. А может, позвать Энрике? Надо было рану прижечь железом. Может, он еще это сделает.
— Нет, не нужно. Пожалуйста, воды.
— Сейчас принесу.
— Пусть слуга принесет… Ах, Даниил!.. Что делает Хаиме? Вы разрешите ему прийти ко мне?
— Ну, конечно. Это ведь заповедь «посещения больных». Остальные тоже собираются.
— Марианна?
— Тяжело больна.
— Я не об этом. Есть новости?
— Да. Она очень тяжело больна.
— Долго еще?
— Пока не умрет. Не приведи, Господи.
— А потом?
— Будут похороны.
— Двое похорон…
— Царапина не была глубокой, не говори глупостей.
— В самый раз. На одну смерть хватит…
— Пока теплится хоть искорка надежды, еврей не имеет права так говорить.
— Но умереть может.
— Тем не менее, я прошу тебя, не говори так.
— Темнеет. Долго ли до вечера?
— Долго. Еще полдень.
— Это хорошо.
— Эли… может, не стоило убивать?
— Это лучшее, что я мог для него сделать.
— Не понимаю.
— Иногда смерть — это милость.
— На Вечерней молитве будем просить Бога о твоем выздоровлении.
— Что с Довом?
— Его ждет проклятие.
— Разве не достаточно бед?
— Иного выхода нет. Желаю тебе выздоровления.