Читаем Пришелец из Нарбонны полностью

— Алонсо! Алонсо. У Хуаны лицо Мигуэля. Спасай малышку, Алонсо. Спасай ребенка! Теперь уже конец. Алонсо развел окровавленные руки. Мигуэль на костре. Спасайте малышку. Спасайте малышку Хуану, Алонсо. Я буду просить Бога, чтобы он подарил ей жизнь. Огонь закрыл лицо. Отдай тайный листок, Алонсо! Я прочел в синагоге лишь начало. Нафтали должен прочесть в баррио. Пошлю его отцу вместе с письмом. Письмо в переметных сумках. Помни, Дов. Отвезешь в Нарбонну. Лайл черна, как ночь. Отец сердился. Не хотел этого слышать, говорил, назови ее «Йома», что значит «День». Говорил: — Возвращайся скорей. Ты все думаешь, что ангелы с тобой играют. Подумай о невесте… Довольно бесстыдных забав!

У отца взгляд суровый, как у Алонсо. Когда мать была жива, он не был с нею добр. Потом жалел. Не захотел жениться. Лайл — это ночь. Дов с Каталиной сидят на лошади. Дов угрожает кинжалом, Каталина отталкивает его. Не бойся! Первый раз улыбнулась. Ему она никогда не улыбалась. Лайл громко заржала. Я назвал тебя грустным именем. Я предчувствовал, что ты привезешь меня к смерти. Отдаю тебя в добрые руки. Она даст тебе воды. Альваро, почему нет Каталины? Я ведь тебя просил. Вдовой будешь. Ни за кого не пойдешь замуж. Не ходи в монастырь! Берегись Алонсо! Два стервятника кружат над скалой. Выклевывают Алонсо глаза. Глаза хищной птицы. Мой отец был всегда добр ко мне. Купил мне коня. Я вел себя в путешествии хорошо. Не грешил. Разве это грех? За что Бог наказал меня? Не грешил. Убил Алонсо? Что сделал? Убил Алонсо. Алонсо, что ты сделал? Писарь тайных листков! Я верил в тебя, как в отца.

Железный крест давил ему на грудь, и было тяжело дышать…

Эли разбудил собственный крик. Он очнулся и посмотрел вокруг.

Каталины не было. Темнело, будто наступили сумерки. Неужели уже поздно? Еще недавно было утро, а точнее, день приближался к полудню. Так долго он спал?

Кто-то стукнул в дверь. Она открылась, и появился пес.

— Входи, Апион.

Собака тихонько залаяла и медленно попятилась назад.

Его прошила острая боль, когда он хотел поправить спадающий на пол плащ. Снова появился озноб. «Помни, уходят дни, помни, близится Суд, и что же ты скажешь, несчастный?» Почему никого нет? Он будет умирать в одиночестве…

Дверь приоткрылась. Кто-то подошел к постели. Лица Эли не узнал.

— Кто это? — спросил он ослабевшим голосом.

— Это я, Нафтали.

— Слава Богу.

— Я пришел пожелать вашей милости выздоровления. Трое моих товарищей тоже передают пожелания…

— Видишь, дружище, как он меня…

— Бог добр. Ваша милость выздоровеет.

— Где ты тогда был?

— Рядом. Совсем близко.

— Как это случилось?

— Бандит справа метил в грудь, но попал в левое плечо, его кто-то сзади ударил и ослабил удар.

— Кто это был?

— Не знаю, была такая заваруха. Потом мы бросились за ним.

— А Алонсо?

— Его вынесли из синагоги, и тело бросили на съедение стервятникам за стенами баррио.

— Что будете делать дальше?

— Посмотрим.

— Вся тяжесть падет на тебя, Нафтали, я в баррио не вижу никого другого. Соберешь людей, раздашь оружие. Инквизитор будет мстить.

— Пока гранд Авраам Сеньор пребывает у нас, инквизитор не посмеет.

— Гранд поедет в Толедо.

— Инквизитор не отважится.

Эли снова проваливался в бездну с зелеными скользкими стенами. На дне ее, раскачиваясь, ползали ужи и змеи. Теперь они слились в одну огромную змею, и жало ее приближается и жалит в грудь. Над ним повисает лицо инквизитора. «Не хотел целовать креста, так иди на костер». Нет! Нет! Нет!

У постели стоял Даниил.

— Я пришел пожелать тебе выздоровления…

Эли не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Левое плечо онемело. Пальцы под ногтями стали черными.

Эли улыбнулся.

— Это хороший знак, когда больной улыбается, — голос Даниила доходил издалека, то приближаясь, то удаляясь.

— Хорошо, что ты пришел.

— Может, тебе что-то нужно?

— Воды.

— Сейчас принесу. А может, позвать Энрике? Надо было рану прижечь железом. Может, он еще это сделает.

— Нет, не нужно. Пожалуйста, воды.

— Сейчас принесу.

— Пусть слуга принесет… Ах, Даниил!.. Что делает Хаиме? Вы разрешите ему прийти ко мне?

— Ну, конечно. Это ведь заповедь «посещения больных». Остальные тоже собираются.

— Марианна?

— Тяжело больна.

— Я не об этом. Есть новости?

— Да. Она очень тяжело больна.

— Долго еще?

— Пока не умрет. Не приведи, Господи.

— А потом?

— Будут похороны.

— Двое похорон…

— Царапина не была глубокой, не говори глупостей.

— В самый раз. На одну смерть хватит…

— Пока теплится хоть искорка надежды, еврей не имеет права так говорить.

— Но умереть может.

— Тем не менее, я прошу тебя, не говори так.

— Темнеет. Долго ли до вечера?

— Долго. Еще полдень.

— Это хорошо.

— Эли… может, не стоило убивать?

— Это лучшее, что я мог для него сделать.

— Не понимаю.

— Иногда смерть — это милость.

— На Вечерней молитве будем просить Бога о твоем выздоровлении.

— Что с Довом?

— Его ждет проклятие.

— Разве не достаточно бед?

— Иного выхода нет. Желаю тебе выздоровления.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пирамида

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза