Пришельцы. Земля завоеванная

– Разумеется. Но речь об истории моей семьи, а память, генетическая память…

Дальше стала скучно, мерзко и понятно. Петраго-Соловаго в самом деле любил антиквариат, а спадниковские картины казались легкой добычей. Ну как же не отдать Серебрякову за даже не отсутствие неприятностей, за допуск дочки к телу, по самый галстук погруженному в жидкость большого кино. Тело в успехе не сомневалось, но ему нравилось слушать собственный голос, и оно вещало. О духовности, преемственности, истинной культуре и борьбе с мрачными наследиями.

– Я подошлю транспорт, – закончивший речь корифей глотнул коньяку, – завтра, часов в семь.

– Нет.

– Вам удобней другое время?

– Я не отдам картины, – твердо сказал Шульцов и на всякий случай добавил: – И не продам.

Олег Евгеньевич ставил культуру Запада выше восточной, а охватившую мир япономанию не одобрял, но его отношение к учителю сделало бы честь лучшему из японцев. Вдова Спадникова знала, кому оставить набитую памятью квартиру.

– Вы своеобразны, – Петраго-Соловаго поставил бокал, – теперь я не удивляюсь поведению вашей дочери.

Теперь он не удивлялся, теперь он угрожал. Умело, можно даже сказать, профессионально. Альтернативой отданным картинам было не только многоступенчатое покаяние с более чем вероятным отчислением, но и иск о защите чести и достоинства, который в случае принятия закона об оскорблении творцов и творчеств мог перерасти в нечто более серьезное. Особенно если вскроется связь Софьи и Марии с экстремистскими организациями. Агриппа Михайлович не мог позволить оскорблять великую культуру и государственность в своем лице. Олег Евгеньевич не мог предать Спадникова и Соню.

– Что ж, – подвел черту внук чекиста, – я вас понял, а вы не поняли ни меня, ни положения вашей дочери.

– Отчего же, – возразил Шульцов, – вас я прекрасно понимаю, но не могу требовать от Сони того, на что не пойду сам.

– У вас будут проблемы.

– Далеко не первые в моей жизни.

– Если вы полагаете, что ваша крыша вас не кинет, вы просто… банальный лох.

– Если вы полагаете, что защитник культурных ценностей может угрожать историку, используя жаргон, вы равно не разбираетесь ни в литературе, ни в истории. У меня нет покровителя, кроме того, кто даровал миру дельфинов.

– Что за чушь!

– Для обладателя генетической памяти вы знаете удивительно мало. Видимо, это признак деградации.

– На что вы намекаете?!

– Просто вспомнился ваш дед, с которого вы собирались делать жизнь. У вас не вышло.

– Так… Вы вторгаетесь в частную жизнь, а это…

– Это посвящение. Ваше посвящение к вашей же книге. Вышедшей очень неплохим тиражом. Если вам оно мешает, соберите уцелевшие экземпляры и уничтожьте. В одной не самой блестящей киносказке это пробовал сделать натурализовавшийся в нашем мире Кощей. Неудачно, однако у него не было вашего имени и опыта.

Ответный залп был предельно вульгарен, но Шульцов лишь пожал плечами и, дождавшись паузы, распахнул дверь.

– Римма Петровна, – попросил он, – прошу вас, проводите Агриппу Михайловича.

Петраго-Соловаго шумно втянул воздух, но продолжать скандал при секретарше счел излишним. Шульцов дождался, когда тронется лифт, и вернулся к столу. Очень хотелось даже не выпить, просто сесть у окна, вертя в руке бокал, но Олег Евгеньевич удержался. Пусть Дионис и утратил к профессору Шульцову всякий интерес, возлияние в любой форме выглядело бы воплем о помощи, а защитить свою дочь и свою совесть старомодный мужчина обязан сам.

6

– Вы – молодец, – вместо приветствия сообщил Григорьич. – Держите удар.

– Благодарю, – слегка растерялся Олег Евгеньевич, особых ударов пока не ощущавший. – Если откровенно, я не в восторге от Университета Мундиальной культуры. Соня не слишком представляла, чему и для чего собирается учиться, просто увязалась за подругой.

– Вы не возражали? – удивился «дикобраз».

– Не думал, что их примут, ведь это заведение не для… То есть для…

– Для, черт ее бей, элиты, – подсказал Аркадий Филиппович. – Но девочки поступили.

– Наследство Спадниковых, – зачем-то объяснил Олег Евгеньевич, – причем во всех смыслах. Про Серебрякову даже Соловаго знает.

– Про чужие картины он знает не «даже», – фыркнул «дикобраз». – Странно, что прошла и Мария, но мы не о том говорим.

– Именно, – ушел от обсуждения собственных проблем Шульцов, – у нас осмотр места происшествия или как там у вас выражаются?

– И это тоже, но сперва позвольте пару советов. Во-первых никаких разговоров с доброжелателями, кроме нас с Аркадием, а во-вторых… Есть один журналист, парень даже не с тараканами, со скорпионами, но своих героев из виду не выпускает. Пару лет назад он по просьбе… одних моих знакомых занялся Соловаго, в результате красавец остался без особняка на Петергофском шоссе. Ректор Сониного университета на этой сковородке тоже покорячилась, так что серый волк для семерых козлят у нас в кармане. Адвокат, если что, тоже найдется. С очень личной симпатией к Агриппе.

– Спасибо, если потребуется, воспользуюсь обязательно. А сетку-то сняли…