Отреставрированная арка роковой не казалась, но открывшийся взору мозаичный Достоевский мог бы выглядеть не столь помятым. Под портретом начиналась мощеная дорожка, тянувшаяся сквозь анфиладу узких дворов, утыканных поганкообразными фонарями. Картину дополняли недурные граффити, матерые двери с домофонами и умудрившиеся припарковаться машины. В марках убежденный пешеход Шульцов разбирался скверно, но не оценить вдохновенное коровье лицо с фермерского фургончика не мог.
– Меня всегда поражало, – признался историк, – что на мясных лавках изображают радость поедаемых. Счастливая собака или кошка куда уместней.
– Обман совести, – предположил Григорьич. – Куры и свиньи счастливы, значит, их можно смело есть, ведь они только этого и ждали. Насильники часто так оправдываются… А вот и «Старикан».
Заведение было воистину достоевским – крутую, уводящую в подвал лестницу украшали глазуновские иллюстрации, а при входе на самом виду возлежал здоровенный – впору Ричарду Львиное Сердце – топор. И все равно Шульцову на язык упорно лез старик Козлодоев. Возможно, потому, что рядом с топором ждал формальный владелец ресторана, немолодой, лысо-бородатый и при этом спортивный.
– Не понимаю, – удивился Олег Евгеньевич, – ведь Карамазова убивали иначе.
– Вы правы, – непонятно чему обрадовался бородач, – но массовое сознание связывает Достоевского именно с топором. Пресс-папье, даже окровавленное, не произведет нужного эффекта.
– Тогда почему не «Раскольников», а «Карамазов»?
– Хотелось избежать ассоциаций с неприятной большинству школьной программой. Кроме того, «Карамазов» звучит благороднее. Вы ведь обещанный эксперт?
– Видимо, – пробормотал изнывавший от хоть и не школьной, но противной ассоциации Шульцов. – Не знаю, смогу ли я быть полезен…
– Сможете, сможете… – заверил Григорьич. – Идемте, осмотрим залы.
Осмотрели. Шульцов узнал много неожиданного о дореволюционной орфографии, и не только.
– Захоти я стать большевиком, – признавался часом позже историк, – я б не вылезал из подобных заведений, они отлично стимулируют классовую вражду. Но по моей части ничего примечательного.
– Я так и думал… Пройдемся-ка по окрестностям. У самого ресторана встают три машины, не больше, остальные – на стоянке, платной, но с карамазовцев денег не берут. За стоянкой ведется видеонаблюдение, за ресторанным двором – тоже, а между ними – глухо. Впрочем, шпана здесь не резвится, объяснили в свое время…
– На Обводный дворами пройти можно? – попытался ухватить мелькнувшую мысль Шульцов.
– Можно, причем разными дорогами. Раньше имелся проход чуть ли не до Лиговки, потом пару дворов закрыли. Вы что-то надумали?
– Сам не знаю, но пропавшие могли куда-то свернуть, хотя вы наверняка проверяли.
– Проверяли. Мне помехи эти покоя не дают, странные они какие-то… Больше других буянит камера на набережной, но пропаданцы туда не добирались, а на стоянке и у ресторана волны по экрану пробегут – и все. Давайте обойдем все, раз уж пришли…
Главным впечатлением от обхода стало чудовищное изображение на торце одного из домов. Забравшаяся под самую крышу свекольная Джоконда глумливо ухмылялась – она-то знала, что тут творится, а полиция и всякие историки – нет.
– С нижней крыши малевали, – объяснил проследивший за взглядом Шульцова Григорьич. – Ну и жуткая же баба!
– При этом суть шедевра, несмотря на флюс и цветовое решение, передана очень точно. Однако «развидеть», как говорит моя дочь, все равно хочется.
– Мой зять тоже так говорит, – кивнул сосед. – Погодите-ка!.. Два года назад мы влипли в мифы, но это не значит, что эти… козлодоевы угодили туда же. Зять мне дыру в голове провертел с «Доктором Кто». Там герой не бог, а периодически воскресающий пришелец, но землянам-то без разницы, им главное результат и поражающие воображения способности.
– Логично, – поддержал друга Григорьич. – Инопланетянам пропаданцы еще могут пригодиться для экспериментов, а вот зачем они, такие красивые, богам? Хотя, если современные дикари поклоняются владыкам самолетов и дарителям консервов, почему бы тем же грекам не обожествить каких-нибудь звездолетчиков? Особенно, если те принялись обустраивать Землю, одновременно выясняя отношения между собой… Захват, долгосрочный захват – дело тонкое, а правит далеко не всегда тот, кто царствует. Олег Евгеньевич, что скажете?
– Что вы читали академика Вакулина… Простите, звонят.
Это был Гена, и это был лев, берсерк, потерявший Патрокла Ахилл! Шульцов слушал хриплый приглушенный голос и ничего не понимал. Понял сосед.
– Геннадий добрался до сегодняшнего «Частного сыщика», – объяснил он.
– Простите? – еще больше не понял Олег Евгеньевич. – Гена, я сейчас на Обводном, мне неудобно говорить. Приезжайте к…
– Ко мне, – велел сосед. – Обсуждать так обсуждать.
7