Присягнувшие Тьме

– Надо поставить заграждения на всех главных направлениях. Безансон, Понтарлье, граница… Останавливайте каждый автомобиль. Вот именно… И не забывайте: возможно, она вооружена!

Много ли у Манон шансов ускользнуть от них? Я молился Богу, чтобы она была уже около границы. Тогда она мне позвонит, поспит несколько часов в автомобиле, а когда проснется, я буду уже рядом, решив все ее проблемы.

114

– Что тебе понадобилось в доме Сильви Симонис?

Обращение на «ты» – первый знак презрения.

– Я веду расследование.

– Что за расследование?

– Убийство Сильви Симонис связано с другими делами, над которыми я работаю в Париже.

– Ты меня за дурака держишь? Думаешь, я не знаю дело Симонис?

– Тогда вы знаете, о чем я говорю.

Я продолжал называть его на «вы». Я знал неписаное правило: чем презрительнее он держится, тем почтительнее должен вести себя я. Кабинет Брюжана был тесным и холодным. Стены покрыты фанерой, мебель металлическая, воняет старыми окурками. Оказаться с другой стороны стола было почти смешно. Я спросил, не питая особых иллюзий:

– Курить можно?

– Нет.

Для себя он вынул «житан» без фильтра. Не торопясь закурил, затянулся, потом выдохнул дым прямо мне в лицо. Впервые оказавшись в шкуре подозреваемого, я сразу же столкнулся с настоящей карикатурой на полицейского.

– Во всяком случае, – продолжил он, – это дело тебя не касается. Но я знаю, кто ты такой. Мне только что позвонила следователь Маньян. Она рассказала о тебе и твоих отношениях с Манон Симонис…

У капитана Брюжана летела слюна изо рта. Сигарета прилипла к губе, как ракушка к скале. Он так и не снял свою парку с меховым воротником.

– Раньше Сарразен покрывал твои делишки. Интересно бы знать почему.

– Он мне доверял.

– И это не довело его до добра.

Я думал о Манон. Мобильник молчал. Она должна была уже добраться до Ле-Локля в кантоне Невшатель. Я склонился над столом и, изменив тон, прибегнул к своему извечному аргументу:

– Это сложное дело. Еще один полицейский не повредит. Я знаю дело лучше, чем…

Жандарм рассмеялся:

– С тех пор как ты появился в наших краях, от тебя одни неприятности. Трупов все больше, а результатов ты никаких не добился.

Я подумал о Морице Белтрейне. Швейцарские полицейские, должно быть, уже на вилле «Паркоссола». Но им ни к чему сообщать об этом французским жандармам.

Брюжан продолжал:

– Больше тебя некому защитить, старина. Мы не позволим, чтобы парижский полицейский вмешивался в наши дела.

– Но расследование продолжается в Париже.

– Где Манон Симонис?

– Понятия не имею.

– Что тебе понадобилось в доме ее матери?

– Я уже сказал: я занимаюсь своим расследованием.

– Что ты искал?

Я не ответил. Он продолжал:

– Ты вломился в дом жертвы убийства. Ты сейчас вне зоны своей юрисдикции, и на любом уровне у тебя здесь нет никаких правомочий. Не говоря уже о твоем неприглядном виде. Можно было бы отдать твою одежду на анализ. Уверен, нас ожидают сюрпризы. Ты плохо начал, парень, – он качнулся вместе со стулом до самой стены, скрестив руки: наверняка хорошо отрепетированный трюк. – Однако я могу закрыть на это глаза, если ты мне скажешь, что ты искал в доме Сильви Симонис.

Я изменил тактику. В конце концов, неважно, что со мной происходит здесь, при условии, что Манон находится в надежном месте, то есть в Швейцарии.

– Я ничего не могу сказать, – ответил я с сожалением. – Позвоните моему дивизионному комиссару Натали Дюмайе в Уголовный отдел. Мы…

– Я лучше отправлю тебя в камеру.

– Не стоит.

Он смахнул с губы табачную крошку и снова затянулся:

– Почему же?

Не сдержавшись, я вынул сотовый, проверил экран. Никаких сообщений не приходило.

– Ты ждешь звонка?

Его насмешливый тон резанул меня по нервам. Брюжан снова качнулся до самой стены, затем облокотился на письменный стол. Я чувствовал его дыхание: ни следа алкоголя. При таком-то холоде – почти подвиг.

– Где твоя машина?

– Я уже объяснил: сломалась.

– Где?

– На дороге.

– Откуда ты ехал?

– Из Безансона.

– Мои люди искали: они не нашли твою тачку.

– Тогда не знаю.

– А пятна на плаще?

– Упал на дороге.

– Прямо в лужу формалина? – Он усмехнулся. – От тебя несет моргом, старина. Ты…

Его прервал звонок стационарного телефона. Брюжан, казалось, вспомнил о сигарете. Он медленно раздавил ее в алюминиевой пепельнице, потом не спеша снял трубку:

– Ну?

В один миг его улыбка испарилась. Цвет лица из красноватого превратился в бледно-розовый. Минуло несколько секунд. Лицо его каменело все больше и больше. Он проворчал:

– Где точно?

Он страшно побледнел, взгляд его потух. На одном дыхании выпалил:

– Сейчас приеду.

Повесил трубку, мгновение созерцал стол, потом поймал мой взгляд:

– Плохие новости.

Сердце сжалось от неясного предчувствия. Опустив веки, он шепнул:

– Манон Симонис погибла.

Жандарм развел руками, чтобы выразить удивление и бессилие, потом протянул мне сигареты. Я видел его как во сне.

Наконец его слова достигли моего сознания. В голове будто что-то взорвалось. Внутри образовалась пустота. В один миг я превратился в ископаемое, в окаменевший труп.