Приснись

Круглое лицо ее раскраснелось, глаза сверкали, волосы парили грозовыми волнами, и сейчас она казалась почти красавицей. Не только любовь заставляет женщину хорошеть, но и праведный гнев. Наш историк еще в школе как-то брякнул, что среди большевичек было полно красоток… Может, как раз поэтому? Наверное, он другое слово употребил, точно не помню. Все же он разговаривал с детьми, хоть мы себя таковыми и не считали.

Следом за директором, но явно сам по себе, в зал проник пухлый парень, показавшийся мне знакомым. Он застыл на пороге, тоже не врубаясь, что происходит, и с диким видом озирался по сторонам. Ну точно! Это же тот Гоша — медбрат из дома престарелых. Запал, значит? Цветы притащил…

Увидев Женю, с которой сейчас Делакруа, будь он жив, смело мог бы написать новую «Свободу, ведущую народ», Гоша оцепенел, как я догадался, от восторга. Да я сам готов был влюбиться в нее в тот момент! Если б только она не была моим Винни-Пухом… Кто же влюбляется в старого друга?

А парень глазел на нее, разинув рот, и дышал так часто, что я встревожился, как бы его инфаркт не хватил от восторга.

Музыка стремительно несла Женю, все вверх и вверх! Она никого не замечала, охваченная праведным гневом, который я вполне разделял. Что довольно странно, ведь никогда раньше меня не посещали революционные настроения… Я вообще не бунтарь по характеру, а уж от политики как таковой вообще стараюсь держаться подальше, однажды сказав себе: «Я в эти смертоносные игры не играю». И никто меня не переубедит. Тема закрыта.

Но наблюдать вот такой протест мне по душе. И Женю я сейчас готов поставить на пьедестал (не подниму, конечно!), ведь ей удалось то, на что сам я никак не решусь — шагнуть против течения. Мне слабо… Разве я осмелюсь сказать отцу, как мне опостылела работа, которой он меня нагрузил? Проще лишить жизни человека…

Впрочем, это я так думал, что проще, но оказалось, я и на такое не способен. Радоваться должен, что у меня кишка оказалась тонка, только никакой радости не испытываю.

А вот Гоша уже лоснился от радости, хотя Женя до сих пор не обратила на него внимания. И я понимаю почему! Он зашел следом за директором, появление которого она как раз заметила, но упрямо старалась не смотреть в его сторону. Ее профиль с выступающим носом гордо пламенел — пусть любуются. Или ужасаются — плевать.

Оказывается, внутри этого рыхлого тела скрыт железный стержень… И черта с два кому-то удастся его согнуть!

— Прекратить! — завизжала старушка-завуч, ухо которой директор забрызгал ядовитой слюной.

Сам так что-то не решился вякнуть громче…

Женя и ухом не повела, даже голос не дрогнул. Боец! Тогда Наталья Денисовна (так, кажется?) кинулась к ней с явным намерением вырвать гитару. Если получится, вместе с руками… Я так и увидел, как эта старая грымза разбивает любимый Женькин инструмент о край сцены! Наверное, во сне я бормотал проклятья.

Только на пути седой фурии неожиданно вырос Каширский. Вот что творят с людьми пламенные песни: бороденку выпятил, волосами потряхивает! А ведь несколько минут назад сам называл себя трусом и признавал, что готов прогнуться ради ипотеки и… Что там у него еще?

У Гоши вытянулось лицо, кажется, до него стало доходить, что это совсем не праздничный концерт. Надо отдать ему должное, парень хоть и напрягся, но не дрогнул, бросился в гущу событий. Хоть и двигался Гошик неуклюже, а подскочил к Каширскому довольно резво и встал с ним плечом к плечу, как на баррикадах. Честно? Я присоединился бы к ним, если б мог, так меня воодушевило это протестное действо. Кто мог подумать, что в тихих гуманитариях пылает такой огонь?

Депутатша оказалась смекалистей директора, даром что мозги ботоксом залила, и смылась первой, предоставив хорьку разбираться с коллективом. Я даже не заметил, как она улизнула из зала, учуяв запашок жареного… Мне интереснее было наблюдать за Женей с Гошей. Черт возьми, еще месяц назад (или когда там она впервые пробралась в мой сон?) я и внимания не обратил бы на таких… Как бы их назвать, чтоб не обидеть? Некрасивых, нищих неудачников, ведущих самое убогое существование…

Впрочем, что считать настоящей жизнью? Почему меня, такого красивого и успешного, тошнит от собственной? Что, если это мое существование — убого, а эти двое познали нечто, способное подарить истинную радость, не зависящую от нулей на счете? Ведь нули — это пустота, как бы ты ни пыжился…

Гоше с Каширским удалось остановить директорскую овчарку, но тут Женина песня как раз закончилась, и в возникшей тишине раздался ее полный достоинства голос:

— С праздником, Анатолий Павлович! Благодарим за угощение.

Ни к чему так и не притронувшись, она встала и вышла из-за стола. Вспыхнула от радости, увидев Гошу, который смотрел на нее с восхищением — такое не подделаешь!

Следом за Женей поднялись и остальные учителя, гордо прошествовали мимо директора к выходу. Нет, кто-то все же остался в зале, не рискнул портить отношения с начальством. Такие всегда находятся! Сейчас начнут доказывать, божиться, что они не то что не подхватили эту ужасную песню, но вообще рта не раскрывали…