Пристальное прочтение Бродского. Сборник статей под ред. В.И. Козлова

Бродский — поэт, изучение которого для неискушенного читателя дает ключи к языку русской и — шире — мировой поэзии второй половины XX века. Путь к пониманию современной поэзии для большинства тех, кто к ней приобщается, лежит через Бродского. И это должно примирять представителей литературного цеха и неискушенного читателя. Примирять потому, что Бродский — это довольно широкая дверь, что очень важно именно на этапе входа в поэзию. Его Нобелевка говорит о том, что русская поэзия во второй половине XX века в мировом масштабе имела место как литературное явление первого ряда. Других знаков, которые говорят о том же, найти трудно. Поэтому за Бродского будут цепляться как за человека, который сумел своей деятельностью вывести статус поэта в современном мире на ту высоту, которой, по мнению многих искренних ее служителей, она на деле и заслуживает.

Бродский помогает русской поэзии бороться за входящих, а уж судьба вошедших — другой вопрос. В идеале они, конечно, увидят в русской поэзии второй половины XX века целый ряд поэтов, которые дают не менее глубокую перспективу поэтического взгляда. Например, можно указать на несомненно принадлежащих к одной традиции Чухонцева и Гандлевского. Если нужно найти для Бродского абсолютных «других», то для меня — вот они. Это не варвары, их словом является даже их молчание, они пишут по паре-тройке стихотворений в год — может, слишком концентрированных и разных для любителей тиражировать манеру — но это не мешает им сегодня задавать тон в русской поэзии. Преодолеть школьное представление о том, что во второй половине XX века Бродский у нас один, важно уже затем, чтобы опять же оценить Бродского.

С.Г. Николаев. В КАФЕ «ТРИЕСТ» С ИОСИФОМ БРОДСКИМ, ИЛИ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО СКРЫТЫМ СМЫСЛАМ ОДНОГО АНГЛИЙСКОГО ТЕКСТА [2]

Cafe Trieste: San Francisco

To L.G.

1
To this corner of Grant and Vallejo
I've returned like an echo
to the lips that preferred
then a kiss to a word.

2
Nothing has changed here. Neither
the furniture nor the weather.
Things, in one's absence, gain
permanence, stain by stain.

3
Cold, through the large steamed windows
I watch the gesturing weirdos,
the bloated breams that warm
up their aquarium.

4
Evolving backward, a river
becomes a tear, the real
becomes memory which
can, like fingertips, pinch

5
just the tail of a lizard
vanishing in the desert
which was eager to fix
a traveler with a sphinx.

6
Your golden mane! Your riddle!
The lilac skirt, the brittle
ankles! The perfect ear
rendering «read» as «dear».

7
Under what cloud's pallor
now throbs the tricolor
of your future, your past
and present, swaying the mast?

8
Upon what linen waters
do you drift bravely toward
new shores, clutching your beads
to meet the savage needs?

9
Still, if sins are forgiven,
that is, if souls break even
with flesh elsewhere, this joint,
too, must be enjoyed

10
as afterlife's sweet parlor
where, in the clouded squalor,
saints and the ain'ts take five,
where I was first to arrive.
(1980)