Пристанище пилигримов

«Альянс» гудел как растревоженный улей. Несчастный менестрель – в потёртой кожаной куртке, в ковбойской шляпе – с неописуемой нежностью укладывал гитару в чёрный футляр. Публика так и не проявила к нему должного внимания: не было прощальных оваций и даже жиденьких аплодисментов, – я хлопал ему в одиночку и даже несколько раз крикнул браво. На мой вкус задумчивые переборы струн прекрасно дополняли этот дождливый вечер. Когда этот парень, слегка ссутулившись, выходил на улицу под проливной дождь, какой-то шутник кинул ему вослед мелкую монету и зычно выкрикнул: «А это твой гонорар, чепушила!» Мне захотелось подняться и дать ему по роже.

– Теперь ты понимаешь, почему интеллигенция бежит из этого города?! – воскликнул Славян и приподнял левую бровь, взрыхлив широкий лоб праведным негодованием.

В какой-то момент (после третьего штофа) его по-настоящему торкнуло. На лице распустился бледно-алый цветок блаженства. Его рысьи глаза заполнились благостным теплом и внимательно прощупывали зал в поисках лёгкой добычи. Он сидел в расслабленной позе, вальяжно облокотившись на край стола и водрузив на мощные столпы ног свой огромный живот, наполненный пивом и водкой. Большой гладкий череп смахивал на телевизор старого поколения с выпуклым экраном – он непрерывно транслировал аналитический канал под названием «Народ и власть». Богатырские плечи его обтягивала чёрная кожаная куртка, из которой индейцы смогли бы пошить целую пирогу. Тяжёлый квадратный кулак мирно покоился на столе. На среднем пальце тускло отсвечивала золотая печатка. Большой палец был слегка задран кверху, словно выражая душевное состояние его обладателя. Хочу так же заметить, что силища в этом человеке была неимоверная. На самом деле – богатырская.

Когда два русских интеллигента выпивают и доходят до стадии опьянения «а вот теперь можно и поговорить», то разговаривают они, как правило, о политике. После третьего графина Славка запрыгнул на своего конька и начал его подстёгивать пухлой ладошкой, – это был ораторский приём: он плавно размахивал рукой во время своих продолжительных монологов, словно дирижируя каким-то внутренним оркестром.

Что примечательно, для него была характерна биполярная система убеждений, то есть в своих политических взглядах он был рьяным консерватором и, я бы даже сказал, ультраправым, но когда ему было выгодно, становился просвещённым либералом.

К примеру, он считал, что всех евреев нужно депортировать из России, ибо они всегда находятся в аппозиции и расшатывают основу любого государства.

– Может показаться, что они интегрируют в любое общество, но это не так… Вспомним хотя бы историю Российской империи… Народовольцы, социалисты-революционеры, большевики… Они полвека расшатывали царскую власть и в конце концов обрушили эту махину.

– Мне кажется, эту махину, как ты говоришь, уронили русские интеллигенты, а евреи всего лишь оказались шустрее наших либералов, потому что всегда были вероломными, жестокими и особо не заморачивались на принципах. Вспомни сикариев древней Иудеи, или как Давид вырезал филистимлян, или как Ирод побил младенцев… Их методы всегда были радикальными.

– Согласен. А правозащитники и диссиденты Советского союза, все эти Сахаровы, Солженицыны, Синявские, Буковские, разве не они обрушили очередную российскую империю?

– Мне всё-таки кажется, что англосаксы… – с сомнением ответил я. – А евреи, как всегда, воспользовались плодами очередной революции… Все эти Березовские, Лисовские, Абрамовичи и так далее по списку наших олигархов.

– Не зря всё-таки Сталин душил этих космополитов, – с мстительной ноткой в голосе заметил Гордеев. – Да и Гитлера, в принципе, можно понять…

– Как и Филиппа Красивого?

– Ты не подумай, что я какой-то упоротый антисемит, – оправдывался Славка. – У меня самый близкий друг – еврей, и я даже испытываю к ним некоторую симпатию, но иногда эти ребята бывают просто невыносимы.

И уже через пять минут – после очередной рюмашки – он мог ударится в полемику о свободе личности:

– Интеллигентный человек априори должен быть антагонистом любой власти, потому что любая формация направлена на подавление личности. Поддерживать какую-либо власть – это моветон для приличного человека. Либералы – это прививка от всеобщего «одобрямса». В демократическом обществе должен быть рычаг, противодействующий сваливанию этого общества к автократии и деспотизму. Общая масса людей не нуждается в свободе и готова целовать хромовые сапоги очередного вождя ради стабильности и порядка, но мы-то знаем, чем всё это заканчивается. – Гордеев подмигнул.

– Чем?

– Лагерями для тех, кто понимает…

В тот день он был решительно настроен против всех – это был воинствующий либерал, готовый пролить реки крови ради свободы личности. Я ещё подумал тогда: «Наверно, хорошенько его прижал отдел собственной безопасности».