Пристанище пилигримов

В одной руке у меня дымилась сигарета, а в другой я держал букет её любимых белых хризантем. На мне была белая рубашка, чёрные брюки, чёрные модельные ботинки и чёрная кожаная куртка с широким металлическим зиппером. Несмотря на пасмурную погоду, я был в солнцезащитных очках, — мир казался мне более привлекательным, когда я смотрел на него через мои любимые wayfarer gold.

Я представил себя со стороны и улыбнулся: ну вылитый жених, куда деваться! «А что тут смешного? — подумал я. — Брошу пить, возьмусь за ум… С Танюшкой ребятишек настругаем и заживём душа в душу. Правильно Дима говорит, что я ещё молодой мужик и у меня всё впереди. Главное — не сорваться, самому в себя поверить, и тогда, возможно, в меня поверит она».

Я бросаю окурок в лужу и решительным шагом отправляюсь к подъезду. Поднимаюсь на второй этаж — квартира № 6. Давлю на звонок — дзинь-дзинь-дзинь. Жду. Бешено колотится сердце — глухо стучат клапана. Тишина за дверью постепенно превращается в вечность…

Ещё раз звоню, на всякий случай, хотя понимаю, что квартира пуста. Я почувствовал это с самого начала, как только взглянул в её окна: в них не было жизни, и форточка в комнате была закрыта, и почему-то острой иглой пронзило грудь, да так что не вздохнуть.

На третьем этаже хлопнула дверь и послышались шаги: кто-то спускался по лестничному пролёту… «Неужели что-то случилось? — подумал я, прислонившись к дверному косяку. — Уехала к родителям на Монзино? Мама заболела? Бабушка умерла? Да всякое может случиться». — «Только не сорвись! — услышал я глубинный внутренний голос. — Держись, Эдька! Это провокация… Вопрос ребром… Ты или она?» — Вспомнилась проводница Жанна и её гипотетический арт-нуар: «Она не успокоится, пока не загонит тебя в грунт… А потом придёт на могилку с букетиком гвоздик и будет горько плакать… На кого ж ты меня покинул?» — Я представил Татьяну в чёрном, а себя — в малиновом гробу и в белых кружевах.

— Андрюха! Ты что ли?! — услышал я за спиной знакомый насмешливый голос.

Я нехотя повернулся — это был мой случайный собутыльник Дёма, с которым мы выпивали у неё во дворе перед моим отъездом; с ним тогда было ещё двое отморозков — Рафа и Володя. Я очень хорошо запомнил эту компанию, как и всё что было связано с Татьяной.

— Вы ошиблись, молодой человек, — ответил я, а он насмешливо покосился на букет, который я опустил головками вниз; два нежно-белых лепестка упали на бетонный пол. — Меня зовут Иннокентий.

Он широко оскалился, явив миру свои редкие, чёрные, прокуренные зубы, — его красивое порочное лицо исказила ехидная гримаса, и он медленно провёл ладошкой по своему выбритому черепу. Я ещё в прошлый раз заметил, что он постоянно гладил себя по голове и при этом блаженно улыбался, — по всей видимости, любил себя неимоверно.

— Да мне без разницы, как тебя на самом деле зовут… Ты же к Таньке пришёл?

— Ну допустим. — Я напрягся и приготовился слушать.

Я знал, что этот человек не может принести благую весть: не для того он появился в этом навязчивом нарративе.

Это была картина великого импрессиониста — огромный холст, в рамках которого я видел с самого начала только смешение цвета и формы, переплетение каких-то непонятных разорванных линий…

— Так вот, — продолжил он, — где-то полтора часа назад она уехала с пацанчиком на белой «десятине», тонированной в хлам, с обвесами и спойлером… Кстати, не первый раз вижу его у нашего подъезда.

— Ты уверен? — спросил я.

— Такую тачку трудно не заметить.

— Когда он появился?

— Точно сказать не могу… Недельки две гоняет, по-моему.

Я долго не мог понять сюжет этого холста, но когда прошло некоторое время и я отдалился от этих событий, потеряв к ним живой интерес, то увидел картину не фрагментарно, а целиком, и вот тогда я поразился хитросплетению сюжета и гениальности замысла. Кто он — этот художник, создающий подобные холсты? Неужели его настолько интересует судьба каждого человека на этой земле? Трудно поверить, но это факт: любая сюжетная линия прописана мастером, поэтому случайностей в этом мире не бывает.

Мои ноги тут же стали ватными и желудок скрутила такая боль, как будто я шарахнул стакан соляной кислоты. В одно мгновение мне стало очень плохо, даже в глазах потемнело, и меня чуть не вырвало прямо на Дёму… В далёком прошлом я не мог предположить, что когда-нибудь буду настолько — на физиологическом уровне — зависеть от какого-то мало знакомого человека, с которым даже не буду состоять в кровном родстве. «Что это — высшее проявление любви или зависимости?» — подумал я.

Одно было ясно: с этим явлением будет сложнее бороться, чем с алкоголизмом и похотью. Именно в тот момент, на лестничной площадке, я совершенно отчётливо осознал всю глубину своей греховности и слабости. Мне безумно захотелось выпрыгнуть из своего тела, из формата самосознания и субъективного восприятия окружающего мира. Мне захотелось покинуть этот город, эту страну, эту Землю, эту Вселенную: я уже не мог влачить эту жалкую человеческую юдоль.