Пристойное поведение

Задолбало благоразумие. Внизу живота я настолько напряжена, что не узнаю собственное тело. Будь на его месте другой, постыдилась бы, насколько мокрая.

Чувствую приближение разрядки. Крепко обнимаю его ногами, сжимаю изо всех сил, не боясь причинить боль. Не боясь раскрыться. Все мое тело — одна туго натянутая струна, каждая мышца в тонусе, каждая клеточка ждет эту разрядку. Эту чертову разрядку, без которой сердце не выдержит, клянусь вам. Я сплошной комок нервов, оголенный провод, пустите по мне ток.

— Егор! — и тут же получаю в ответ глубокий поцелуй с обещанием. И бесконечным одобрением.

С ним я такая, какая есть на самом деле. Счастлива от того, что не страшусь показаться уязвимой, признаться, как хорошо быть под ним. Так быстро колотится сердце, что через минуту я просто умру, если Егор не поможет мне.

И он дает мне то, что необходимо. Ускоряется. Совсем меня не жалеет — мощные, почти грубые движения. Он сжимает меня в своих объятиях. Весь мокрый, капельки пота на висках мешаются с красными каплями от снова раскрывшейся раны — наверное, я случайно царапнула, пока гладила его. Он не замечает. Не щадит нас, а уже и не нужно, я ведь его женщина, я сильная, я выдержу все, что он захочет дать мне. Я кончаю ярко, волна наслаждения обрушивается ожидаемо, но все равно поражая своей силой, я откидываю голову и продолжаю держаться за него, умоляя не останавливаться. Умоляю продолжать.

Он целует меня. Тысячи раз целует, словно наш лимит ограничен, словно нужно успеть. Дурачок, я никуда не денусь. Улыбаюсь от того, что понимаю — он сам в восторге.

— Боже, я не знал, — шепчет мне, как будто растерянно. Глаза дикие, взгляд безумный. Он снова целует меня, пихая язык в мой рот, поцелуй выходит нежный, влажный. Я дрожу.

— Так по любви же, — шепчу ему, вытирая пальцами кровь с его щеки, — наверное, по любви всегда по-особенному.

— Я не знал, что так бывает, — он делает еще несколько толчков во мне, но намного медленнее и будто продляя удовольствие.

Я улыбаюсь. То же мне искусительница, планировала подарить мужику незабываемый секс, а сама даже не поняла, когда он кончил, так увлеклась собственными ощущениями.

Его грудь быстро вздымается, мы оба дышим часто, поверхностно. Мы спятили.

Он делает толчок, и мы одновременно зажмуриваемся от удовольствия.

Он снова шепчет, что не догадывался, представить себе не мог, а я глажу его спину, его бедра. Хочу, но не понимаю, каким образом можно отблагодарить за то, что случилось. Как дать понять, что мне никогда так хорошо не было.

Он ложится на спину, я рядом. Как здорово, что он приехал. Как хорошо, что он в моих объятиях. Если нас пыталась разлучить эта чокнутая сука, то пусть она захлебнется собственным ядом.

— Самая красивая, самая потрясающая, — он лениво показывает на меня пальцем, говорит тихо. — Я просто… ошеломлен сейчас. Спасибо.

— За секс? — улыбаюсь. Он не соображает, что говорит.

— Не знаю, за тебя. За все. Я сейчас, — он поднимается, вижу, как на животе вырисовываются кубики, когда он напрягает пресс. Минуту его нет в ванной, я тоже поспешно привожу себя в порядок. Он заходит в комнату и сообщает, что хочет еще. Беру его за руку, веду к кровати.

— Ложись, я сделаю, — улыбаюсь ему и опускаюсь ниже. Я чувствую себя хитрой. Особенной. Уверенная в себе женщина может удивить саму себя.

Впервые у меня есть возможность рассмотреть его обнаженного без спешки. Лаская Математика ртом, я думаю о том, что если и есть какие-то следы после травмы десятилетней давности, они незаметны. Очень жаль, что ему пришлось испытать эту боль. Я готова целовать его сколько угодно, чтобы залечить раны, чтобы он никогда больше не вспоминал о том, как плохо ему тогда было. И в следующий раз не побоялся доверить мне своей секрет, потому что я практически уверена, что в гостинице Озерский солгал. Да, наверное, удары по яйцам мужики помнят долго, но вряд ли рассказывают о них таким тоном, словно делятся кодами к ядерному чемоданчику. Бесплодие — это очень страшно, пока что я не в состоянии оценить масштабы трагедии, но именно сейчас мне кажется, что если я права, то беда Егора в какой-то мере… спасла его от жизни с женщиной, которая его не любит, не ценит, более того — ни во что не ставит.

Некоторое время он падает у меня во рту, а потом снова просыпается. А когда я понимаю, что мой мужчина готов, сажусь сверху, позволяя любоваться собой, двигаюсь медленно, затем быстрее. Наши пальцы переплетаются, мы смотрим друг другу в глаза, пока я доставляю нам удовольствие, позволяя ему отдохнуть. Сначала он кайфует, а затем серьезнеет, в какой-то момент выражение его лица начинает пугать, я останавливаюсь, но Озерский тут же садится и, прижав меня к себе, берет инициативу в свои руки. Двигается так, что умираю в его объятиях и возрождаюсь снова. И снова. И снова.