Пристойное поведение

Необходимо некоторое время, чтобы прийти в себя. Я лежу на нем сверху, пока его пальцы легонько скользят по моей спине. Так нежно и приятно, что волоски встают дыбом. Кажется, на несколько секунд мозг отключается, отказываясь работать. Засыпаю или просто ухожу в себя, причем так глубоко, что не замечаю ничего вокруг, пока Егор не начинает осторожно будить меня.

— Я принесу воды, ладно? — говорит мне хрипло.

— Да, конечно. А мне не помешает освежиться. Срочно, — мы враз встаем с кровати, он идет на кухню, а я — в ванную, где наскоро привожу себя в порядок. Ну, более-менее относительный. Щеки красные, глаза блестящие, улыбка какая-то подозрительно шальная — я ли в отражении?

Пока расчесываюсь, натыкаюсь взглядом на телефон, стискивая который, не так давно слонялась по квартире, не находя себе места, и психовала, обижаясь на Озерского за грубость. Нам предстоит непростой разговор, в арсенале обоих имеются секреты, которым не место в честных отношениях. Выхода нет. Нам попросту не дадут их сохранить «добрые»

люди.

Включаю мобильный. И правда ведь выключила, в какой-то момент решив, что не хочу Егора ни видеть, ни слышать. Пропущенных от него — нет, что немного обидно, зато есть два от мамы и смс следующего содержания: «Дочка, а когда ты собиралась мне сказать, что Егор женат и вот-вот станет отцом?»

Так. Стоп. Что?!

Боже мой! И первая мысль — Ксюша ей рассказала. Господи, что же делать? Волна стыда накрывает с головой, отчего бросает в пот. Если жена Озерского настолько обнаглела, что не постеснялась выяснить мамин адрес и заявиться с визитом, клянусь, я ей врежу. Из роддома выйти не успеет. Это наше с ней дело. Мама ни при чем! Этот поступок — за гранью. Ксюша переступила мыслимые границы!

А может, статья в журнале вышла, и мама каким-то чудом на нее наткнулась? Вроде бы на октябрь перенесли публикацию, чтобы не сглазить удачные роды, но кто ж их знает, журналистов этих.

«Мам, а как ты узнала?» — пальцы не слушаются.

Выхожу в коридор, обнаруживаю Егора в комнате со стаканом воды в руке, который он тут же мне протягивает. Принимаю и осушаю залпом. Тем временем Егор застегивает ширинку на джинсах, поднимает с пола свою майку и выворачивает на лицевую сторону.

— Блин, представляешь, мама узнала, что ты женат, — морщу лоб. — Сейчас ответит, кому следует сказать спасибо. Так надеялась, что обо всем расскажу ей, когда ты уже станешь свободным.

Он отвечает лаконично:

— Выходит, что мне.

И тут же входящее сообщение: «Все банально, дочка. Он забыл снять кольцо».

Ладони потеют. Я вскидываю глаза, не понимая, как такое могло случиться.

Нет, чушь. Егор не может забыть снять кольцо, потому что не носит его, причем так давно, что даже следа от загара не осталось.

Ничего не понимаю.

Или… начинаю догадываться.

— Ты специально? — прищуриваюсь. — Ты мне так отомстил за ошибку в прошлом?

Его лицо непроницаемо. Разводит руками:

— Веро, я готов тебя выслушать. Хорошо, давай поговорим, я постараюсь тебя понять. Я согласен попытаться.

Я делаю шаг, а по ощущениям — проваливаюсь в пропасть. Долго лечу, все ниже и ниже, у ямы позора, кажется, вообще дна не бывает, соответственно, и конца моему падению не предвидится. Сердце останавливается, поэтому, наверное, кровь в жилах остывает, и меня бросает в холодный пот. Я просто не могу понять, не могу поверить, как так можно? Только что ведь… вместе были, говорил, что любит и доказывал действиями. А на самом деле…

Смотрю ему в глаза, вижу, что Егор тоже нервничает, секунда на раздумья… и меня охватывает небывалой силы гнев, превратив в какую-то… бешеную фурию!

— Ты… что? — теперь наступаю я, захлебываясь от ярости. — Что сделаешь? «Постараешься»?! Одолжение мне хочешь сделать? — у меня шок, на языке сплошные междометия. Мой тон пугает меня саму. — Да я… да ты… да не пошел-ка ты на*ер? Постарается он! Ты действительно решил вот так поступить со мной?!

И от мамы следом приходит: «Только не говори дяде Вове, он лежит с самого утра, как приехал. Не смей, дочка, он не переживет».

Последняя капля. Меня затрясло, но уже не от сладкого счастья, а от негодования. В исступлении я, как полоумная, начинаю орать на Озерского, швырять в него вещи. Требую немедленно убираться. Я кричу, что он последний му*ак, и чтобы катился к дьяволу. Что ненавижу его! И что так больно, как он, мне никто никогда не делал! А у меня в прошлом есть такие экземпляры, как Август и Генка.

Дура! Какая же дура! Связалась с женатиком! Мало мне маминого примера?!

Я растеряна, уязвлена. Я глубоко несчастна.

Поначалу он пытается меня успокоить, потом сам начинает злиться — судя по всему, не особо считает себя виноватым. Он говорит: «трусы сначала надень, истеричка».

Я посылаю его от души далеко и надолго. Может, зря, но не могу остановиться. Оказывается, я такие слова знаю, что удается задеть даже филолога.

— Если я сейчас уйду, то уже навсегда, — угрожает он мне. Озерский полностью спокоен, призывает остановиться, остыть и не жечь мосты.

А где, мать твою, были твои умные советы, когда ты ехал к моей маме с кольцом на пальце?! Я топаю ногами.