Пристрелочник

Вопросы есть у меня. У меня куча вопросов! Потому что я просто балдею от этой земли! От русской и не-русской. От моей. От земли, где куда не ткни — всё есть! Если не прямо под ногами, то рядом. Глинище на востоке — на столетия. Там ещё кирпичный завод построят. К юго-востоку — известняки. Там будет скандальный цементный завод. В 21 веке его будут сильно ругать за экологию. Но мне пока просто хочется сделать цемент. Дальше к югу, правда далековато — бурый железняк. Если надумаю… я же говорил — надо аборигенов под себя подгребать. С их землями. За Волгой, это уже мари, недалече есть богатое место с болотной рудой. В моё время из неё сурик делали. А здесь из болотных руд — железо плавят.

Не могу: пара-тройка сотен вёрст по племенной территории… как на Луне. Хуже — Луну хоть видно.

Или — лезть туда большим отрядом? Выжигая аборигенов и теряя своих. Или — как-то торговать?

Ещё за Окой интересные пески лежат. Говорят — не стекольные. Только я сомневаюсь — нужно пробовать. У меня технология специфическая, с мощным привкусом извести, поташа и средневековья. Да и вообще — не единственное место в округе. Там дальше — Гусь-Хрустальный. Не знаю, какой там «гусь», но… А вы что — не поковырялись бы?!

Куча! Куча дел, вариантов, возможностей… Помимо обычных мягкой рухляди, мёда, воска, хлеба, льна… Карту мне! Подробную, пошаговую! Здесь, на Руси, на каждой сажени — золотой самородок лежит! Только наклонись, подбери. Было бы кому.

* * *

— Кто на кирпичах работать будет?

Вопрос мгновенно вышибает из воздушных замков на грешную землю. Которая без людей — как без бога. «Безвидна и пуста».

В вопросе сразу несколько оттенков. Христодул привык к «управлению исполнения наказаний». Контингент — которым бежать некуда. Не только из-за болота, на островке в котором стояли кирпичные печки у меня в Пердуновке, но и потому, что местные дальше дома не побегут. А по лесу у меня голяди да охотники постоянно бродили. Режим охраны, уровень «наезда»… Попавшие знали, что при их вывертах — пострадают и семьи.

Здесь ситуация другая. Если работать будут вольные, добровольно пришедшие на Стрелку — на них сильно не надавишь. А больше — некому. Соответственно — меняется режим… всего. От технологии до питания. Мда… с вольняшками — разоримся.

Глава 366

* * *

Коллеги! Не надо тыкать в меня дерьмократией, либерастией и свободной инициативой народных масс! Я сам такой!

Но имею отвратительный недостаток: смотрю-вижу-думаю. Не только про мировые тренды и общественные закономерности, но и про конкретные мелкие детальки.

Свободный рынок — прекрасно! Свободный рынок труда — великолепно!

Я не прикалываюсь: уровень эксплуатации «вольняшек» выше. Их мотивация к труду разнообразнее, сильнее. Её поддержание — дешевле. «Самоэксплуатация» — слышали? Обеспечивает наиболее высокий уровень производительности.

Мелочь мелкая: рынка нет. Свободного рынка труда в средневековье нет вообще. Вы не знали? Извините.

Я об этом подробно уже… когда в первый раз в Елно попал. Когда кузнеца себе искал, а нашёл Прокуя. Кое-какой опыт, понимание — есть. Но здесь задача на порядки объёмнее. Нужно новое решение. Попробуем повторить анализ.

Вот встретились у сосны в лесу двое — смерд да боярин.

Боярин говорит:

— А сруби-ка, братец, эту сосну. Серебрушку дам.

А смерд отвечает:

— Срубить-то можно. Давай десять.

Стоят они друг против друга и препираются.

Это «свободный рынок труда»?! Торг — есть, базар — есть, крик — есть. Аж уши ломит. А рынка — нет. Нет рыночных механизмов формирования цены. Нет того самого баланса спроса и предложения. Потому что — два монополиста. Один монополист — насчёт заплатить, другой — насчёт сделать. Конкуренции ни на одной стороне — нет.

И на месте столь «милых сердцу кейнсианца» рыночных механизмов работают общечеловеческие, психологические:

— Я вижу — ты уважаемый человек. Для хорошего человека и даром поработать — в радость.

Или внешние, общественно-социальные:

— Я тя плетью обдеру!

— А я с другой вотчины! Мой боярин тя самого плетью обдерёт!

При строительстве Михайловского златоверхого собора в Киеве плотникам платили по две ногаты в день. 5 грамм серебра. Это — хорошая оплата профессионального воина. «Сержанта», гридня. А годовой урожай ржи крестьянского хозяйства цениться «Русской правдой» в полугривну, 10 ногат.

Мужик полгода «орёт», скачет на своём поле, а результат — как на стройке пять дней топориком помахать? Эти объёмы общественно-полезного труда — эквивалентны?

Конечно — нет! Это цена ограниченности свободы. Причём здесь нет внешних, классовых ограничений со стороны «государства-тирана и паразитов-эксплуататоров». Как было в России при крепостном праве, как было на американском Юге до отмены рабства. Здесь работают другие, ненасильственные, негосударственные ограничители. Называется — крестьянская община.