Приступ

«Казимир… отважно вооружается против жестоковыйной свирепости полешан, до тех пор никем не поверявшейся военной доблестью… Полешане — это род гетов, или пруссов (Prussi), народ жесточайший, ужаснее любого свирепого зверя, недоступный из-за неприступности обширнейших пущ, из-за дремучих лесных чащ, из-за смоляных болот».

Если пруссы — готы, то где же их спутники — сарматы? Вот они мы! Но не дикие, а облагороженные верой Христовой.

В истории многократно бывало так, что один народ, покорив другой, создавал государство, в котором покорённые были нижним сословием, а победители — высшим. Гумилёв называл такие, этнически-сословно разделённые государства, «химерами».

Так в Англию пришли нормандцы и стали господами-баронами. Или парфяне в Персию и стали династией Аршакидов.

Этносы со временем сливались. «Химера срастается».

В Польше удалось запустить и веками поддерживать обратный процесс: сделать из одного народа два. Из социальной дифференциации вывести дифференциацию этническую.

Многие аристократы возводили свою родословную к тем или иным древним иноземцам. Монархи 16 в. постоянно доказывали, что они от Цезаря или Августа. Но не меняли свою этническую идентификацию. Иван Грозный, хоть и был «потомком Юлия по прямой», не считал себя латинянином.

Для соц-дискриминации вводят этно-дискриминацию. Для чего придумать этнос. О котором мало что известно, но у древних авторов — упомянут. И, вроде бы, в недалёких местностях когда-то обретался.

Чем им так глянулись сарматы? На кривых ногах… пахнут по-конски… Можно ж было придумать какой-нибудь «пропавший римский легион» или «случайно отставших спутников Одиссея»…

Лажа — запущена, лапша — развешана, химеризация Польши началась. В 12 веке. Только победа Красной Армии, приход к власти коммунистов с их анти-этническим, классовым сознанием несколько сбили многовековой польский само-расизм.

Последствия «этнизации» элиты очевидны: этнократия.

Если человек храбро бился на поле боя, то его можно произвести в рыцари, в дворянское сословие. Но «произвести в сарматы» невозможно — с этим надо родиться. Можно уравнять законом в правах литовскую или запорожскую верхушку. Но, все равно — «второй сорт». Поскольку — не сарматы.

Множество людей, энергичных, талантливых… прежде всего, из самих поляков, отсекались от государства, от активного участия в общественной жизни.

Это ж поляки! Пшеки, пан! Славянское быдло! Им оружия давать нельзя! Война — наше, исключительно сарматское, занятие!

Франция набирает солдат по найму. Своих, французов. Россия устраивает рекрутские наборы. Из своих, русских. Шведы вводят «индельту» — милиционно-территориальную систему комплектования. Из шведов.

У поляков — или шляхта в хоругвях, или иностранные — венгерские, немецкие — наёмники. Шляхта, конечно, размножается как кролики, куда быстрее самого народа. Но едва приходит эпоха «больших батальонов», как всё сыпется. «Сарматов» не хватает, а брать в армию поляков… «множество… из ничтожных рабов… легко уступят победу».

Расширение государства сталкивается не только с обычным противодействием присоединяемых, но и с отвращением. Никто не хочет идти в «ниже пояса» сарматской химеры. Северские князья и часть литовцев — бежали в Москву. Верхушка местных на Подолии или Волыни восставала. И отвечала на презрение людей, в которых веками вбивалась идея нац. превосходства, «сарматизма» — массовыми кровавыми расправами.

А те не могли понять: за что?! Вы же — быдло, славяне. Мы — господа, сарматы. Такова воля божья. От сотворения мира.

«Бремя белого человека».

Не «человека» — сармата.

В средине 18 в. Ломоносов приобщает к своим успехам в части естественных наук и технологий труды по истории. Три актуальных противника Российской империи в этот период: Швеция, Пруссия, Польша. В части шведов «убивает» норманскую версию, выводит Рюрика из Пруссов. Соответственно, шведы «нам никто и звать их никак». Попутно Пруссия становится исторической прародиной, что и обосновывает создание Кенигсбергской губернии.

С Польшей чуть замысловатее. Ломоносов объявляет сарматов предками славян. Всех. Что пан, что хлоп — одного корня.

«Вставай, сарматством заклеймённый,
Весь мир холопов и рабов…»

Сталин как-то говорил, что Россия не воюет с немецким народом, что немцы — первая жертва Гитлера, немецкого нацизма. Первая жертва «сарматизма», нацизма польского — сам польский народ. Многовековая жертва.

Буду в Польше — пришибу этого Кадлубека. Или — нет. Не идеи движут миром, наоборот: мир схавывает то, чего он жадно алкает. Разные словеса висят в воздухе постоянно, но становятся силой, «овладевают массами», только тогда, когда именно эти идеи стали желаемы, потребны.