Приступ

— Нет. Рад бы соврать, да не могу. Богородица, знаешь ли, не велела. Ох, как я, бедненький, от этого запрета богородичного страдаю-мучаюсь, недоедаю, недопиваю, не донашиваю…

Ваня! Остановись! Хватит прикалываться — у него сейчас «резьбу сорвёт».

— Меня этим ходом выводили. На смерть.

Он дёрнулся. Упёрся в меня злым, недоверчивым взглядом.

— Ну-ка, ну-ка. А это что за история?

История? Это уже моя собственная история. Лично-аишная.

— Длинная. Нынче — не уместная. Так-то. Брат Андрей.

Ишь как взъерепенился! Не буду я отвечать. И не гляди на меня так — я тебя не боюсь.

Понял, глаза опустил, меч свой разглядывает. То ли — упрямца рубить, то ли — дело делать.

— Когда?

— Этой ночью. В час по полуночи.

Стоп.

Факеншит уелбантуренный! У них же часов нормальных нет! Сказать: «атака в 0:45» — можно. И — впустую. Для них — полная бессмыслица.

Ванька! Зажрался! Слонобашней комфортнулся! У меня-то «сигналы точного времени» астрономически отсчитывают и по сетке гоняют. А тут…

Нормальный умный мужик. Комбриг с сорокалетней выслугой. Ни одного хронометра в жизни не видел. Время считает по «Богородицам», сгоревшим свечам да колокольным перезвонам…

Блин! Как обеспечить синхронность действий подразделений?

Достаю нож, царапаю на столе кольцо.

— Смотри сюда. Дневной круг. Полночь-полдень. Дневные часы, ночные…

— Что ты мне всякую… городишь?!

— По нужде, Андрей Юрьевич. Для однозначности понимания. И голов, моей и людей моих, сохранения. Опоздаешь — мне смерть. Выскочишь рано, взбаламутишь стражу — мне смерть. Терпи.

Я не могу привязаться к «полуношнице». Эта служба суточного цикла совершается в полночь или во всякий час ночи до утра; в монастырях Русской православной церкви обычно бывает рано утром в соединении с Братским молебном. Как это делается нынче в Киеве — не знаю. Так что — по звёздам.

— Полночь — по Гвоздю. В смысле: по Полярной. Дальше — свечка. Сгорела — полчаса. Понял?

Что ты на меня вылупился?! Предтеча средневековая. Я не считаю тебя дураком. Просто тебе не повезло родиться и жить во всём этом. В смысле: в «Святой Руси». А я помню как Иван Грозный головы своим пушкарям рубил. Только потому, что свеча в подземелье и на ветру горит по-разному. Сдохнуть просто по разгильдяйству и отсутствию минутных стрелок… Не хочу!

— А если тебя там…?

Точную синхронизацию обеспечиваем дополнительным сигналом.

«Сигнал к атаке — три зелёных свистка».

Далеко — не услышит. Темно — не увидит. Во тьме ночной цветность посвиста… разглядеть тяжело. А разглядит он…

— Огненный крест на стене. Увидел — погнал в ворота. Резвенько. Э-э-э… Первые в ворота — мои.

— Какие «твои»?!

— Ну, я ж не потащу полтораста гидней через нору.

— Нет. Первым — Мстислав с боголюбовскими. Потом Владимирские и Суздальские. Потом…

Андрей требует славы для сына. Княжич, конечно, рюрикович. Но без собственной победы, явленной храбрости… За воротами он будет двигаться вдоль стены изнутри. Потом вдоль стены, но другой, снаружи — град Владимиров. До Софийских ворот. Там будет… жарко. К тому моменту волынцы очухаются, брони взденут. Если не кинутся на прорыв утекать, как в РИ, то рубка будет… Но Искандер должен заслужить, должен лично доказать своё право. Право князя: посылать людей на смерть.

— Ладно. Потом — мои. Всеволжские и кыпчаки.

— Глупость! Чего поганым в городе делать?

— Стрелы пускать. Будут пожары — света хватит.

— Потом… рязанские с муромскими… вдоль стены вправо. Смоленские — от Золотых, полоцкие от Василёвских. От днепровских… переяславльские и новгород-северские…

Он не советовался со мной. Сам себе проговаривал свои решения. Погружённый в себя взгляд, негромкий, странно прерываемый паузами мышления, голос.

— Вышгородские ворота… пусть вышгородские и станут. С Добреньким. Там ни влезть, ни слезть…

— Искандер выходит на исходные после полуночи, не раньше. Но не сразу. Через две свечки. Проводники?

— Само собой.

Ещё вопрос. Болезненный.

— Что — моё?

Как-то он не сразу переключается. Повторяю:

— Какова моя доля?

Я уже говорил: перед битвой феодалы обязательно делят «шкуру неубитого медведя»: что они получат после победы. Смысл в этом есть: князья русские не вцепятся друг другу в глотку сразу на поле боя. Подождут чуток.

Киев уже давно расписан. Поделён на зоны. Как гитлеровская Германия весной 1945. Ещё в Вышгороде князья, после долгих споров, приняли общее решение: кто какой район будет грабить.

Моё появление ничего существенно не меняло: если считать по головам бойцов, то мои полторы сотни… среди восьми тысяч союзного войска…

— Вот тебе, парень, три усадьбы боярских, и ни в чём себе не отказывай. Кроме одного: взять чужое, из других усадеб.

Приход Алу серьёзно не влиял.

— Поганые? Сотня? Пущай дровосеков потрясут… нижнюю половину улицы.

А вот если я — не лысый хрен с далёкого Волжско-Окского бугра, а — «берун крепостной»… Если я вошёл в город, взял ворота, открыл путь колоннам храбрецов и героев, то доля моя… К обычным (по числу клинков) двум процентам, может добавиться… вдвое-втрое. Хотя я хотел бы «всемеро».