Очнулся Иосиф, когда солнце уже взошло. «Ну и сон же приснился», – подумал он. И только так подумал, как вдруг понял, что спал он вовсе не дома у себя, а на улице, прямо на траве. «Неужели я это зеленая лягушка?» Только так спросил себя Иосиф, как решил посмотреть на руки свои – хорошо еще помнилось, что прежде он увидел вместо привычных рук перепончатые лапки. Теперь это уже не увидел перепонок Иосиф, нет, но и радости не было, потому руками назвать то, что увидел Иосиф, было никак нельзя – что-то тонкое, коричневатое, когтистое малость и гладкое до неприятного ощущения. «Кто я?» – в горести озадачился Иосиф. И, как и прежде, потащился к луже.
Еще пуще опечалился Иосиф, когда рассмотрел свое отражение в луже – не лягушкина рожица теперь смотрела на него с мутноватой поверхности воды, а остренькая мордочка ящерицы, глазки которой так и бегали, так и бегали. Куда деваться ящерице в нашем мире? Искать теплый камень и греться на нем, а холодной ночью под этим же камнем спать. Как ни горько было Иосифу, а перебирая четырьмя когтистыми тонкими лапками поплелся он, несчастный, на поиски того самого камня теплого. Дом-то был здесь, рядом, да только что в нем, в доме том, проку, если даже войти в него Иосиф-ящерица не сможет. А если и сможет, то ничего сделать в этом доме не сумеет уж точно. Вот беда-то, вот горе. И так захотелось бедняге пожаловаться, как, пожалуй, не хотелось никогда прежде в бытность крестьянином Иосифу, в бытность его человеком. Пожаловаться захотелось на лягушкино житье да на цаплино поведение ужасающее, пожаловаться на то, как в этом большом мире трудно бывает маленькой ящерке, пожаловаться на…
Пока думал Иосиф, на что бы еще ему посетовать и, главное, к кому со своими жалобами обратиться, как услышал позади себя явно приближающееся и далеко не робкое дыхание. «Опасность!» – мелькнуло в голове Иосифа, когда оглянулся он. На этот раз было уж точно не спастись – прямо над Иосифом нависла громадная и слюнявая пасть черной и лохматой бродячей собаки. Ящерица-Иосиф сделал попытку изловчиться, броситься в сторону, но пасть собачья уже щелкнула кривыми зубами, что означало… Впрочем, какая разница, что это означало. В страхе Иосиф понял самое главное – он лишился хвоста. Как же это больно – лишиться хвоста! Как это страшно и грустно – жить без хвоста! Для чего же тогда жить? Кому нужна ящерица без хвоста? Жизнь ящерицы ужасна, а ящерицы бесхвостой – ужасна вдвойне. Но ведь собака эта жуткая на хвосте не остановится – бежать, спасаться. Только вот куда?.. Лапки путаются, голова свешивается куда-то на бок. И глаз уже видит только грязь на дороге. Куда бежать? Как спастись?..
Когда Иосиф очнулся, то долго еще не мог прийти в себя. «Я лягушка или я ящерица?» – задавался вопросом несчастный. И так хотелось пожаловаться на цаплю, на собаку, на утраченный в неравной схватке хвост. Но прежде еще надо понять, кто на этот раз очнулся перед домом крестьянина Иосифа. Скорее к луже! Лужа подскажет! О, как же горько и печально сознавать, всматриваясь в это отражение, что до человека смотрящему не менее далеко, чем лягушке или ящерице, потому что смотрящий – серая мышка, самая настоящая, маленькая, беззащитная, та самая серая мышка, что пуще всего на свете боится кошки.
Кошки? Какой кошки? Да вот этой самой, что уже протянула к мышке Иосифу шаловливые лапки свои с отнюдь не ящеркиными когтями. Опять бежать, опять спасаться! Беречь хвост, беречь шкуру, беречь жизнь! И что же это за жизнь, которую так вот всегда надо беречь? Кому такая жизнь нужна? Но жить-то хочется, ох как хочется! Кто быстрее? Маленькая серая мышка Иосиф или же большая сердитая кошка? Бегу, бегу, бегу… Ой, падаю куда-то… Ой, сейчас меня настигнет когтистая лапа зверя, страшнее и сильнее которого в мире нет…
Иосиф и в этот раз пришел в себя. Но первое, что увидел – это свои руки. Самые настоящие человеческие руки. Глядел на них Иосиф и никак не мог налюбоваться. А уж как добрался своими человеческими ногами до лужи, да как разглядел в мутной воде отражение свое, так уж тут, как казалось, не было человека счастливее, чем крестьянин Иосиф. Человека! Как же это прекрасно – быть человеком!
И хотел уже Иосиф бежать к кому-нибудь из соседей своих, чтобы пожаловаться, однако остановился и призадумался: «А на что мне жаловаться? Если на горькую долю лягушки, ящерицы и мышки, то это пусть они сами жалуются, я-то уже не лягушка, не ящерица и не мышка. Если же жаловаться на долю свою человечью, то разве годится после всего, что было, на долю эту жаловаться? Нет, конечно, ведь ничего нет лучше, чем просто быть человеком!»