Притяжение Балтии

В 1991 г. многим казалось, что достижение независимости и исключение «мигрантов» из политической жизни должно привести к какому-то взрыву, что балтийские страны не избегнут судьбы Молдовы. Тот же А. Ливен, очень умный и внимательный наблюдатель, прекрасно видящий слабость русского движения против балтийской независимости, писал: «Озабоченность статусом балтийских русских, которую я выражаю здесь ...проистекает не от какой-то особой симпатии к ним.... а от твёрдой уверенности, что они опасны» [Lieven 1993, р. 174].

Но если такая опасность и была, то, во всяком случае, она не реализовалась и, следовательно, не была такой уж большой. Как пишет тот же А. Ливен, «самые громкие жалобы на угнетение русских ...исходят не от самих этих русских, а от Москвы» [Op. cit, p. 302]. Движение «интеров» за сохранение СССР не было прелюдией к ирредентистскому движению русских. После распада СССР интердвижения быстро сходят на нет, а автономистски-сепаратистские поползновения в регионах с большинством русских — Нарве и Даугавпилсе — также оказываются очень слабыми, и сейчас они почти забыты²⁵.

Русские не очень-то воспользовались и теми возможностями, которые предоставила им парламентская демократия. (Хотя большинство русских в Эстонии и Латвии — неграждане и не имеют права голосовать, всё же 14 % эстонских и 28 % латвийских граждан — русские.) Никаких единых политических организаций, представляющих всю общину, так и не было создано ни в одной из республик. Партий, правда, было создано даже больше, чем нужно, но при этом русские предпочитали голосовать не за русские партии, а за наиболее умеренные в отношении русских партии коренных народов²⁶. В результате во всех парламентах русские значительно недопредставлены по отношению к их удельному весу среди граждан, имеющих право голоса²⁷. Вообще, защищающие русские интересы организации в Балтии крайне слабы. В Эстонии, например, в 1993 г. только 1 % русских были связаны с какими-либо русскими организациями (см.: [The Baltic States 1994, p. 201-202])²⁸.

В этой слабости организованного русского сопротивления, крайне низкой способности к самоорганизации и готовности безропотно принимать власть, какой бы чуждой и даже враждебной она ни была, можно увидеть те же национальные черты, которые так ярко проявились и в политической жизни постсоветской России, где невиданное обнищание населения не только не привело к организованному сопротивлению, но даже не помешало властям выигрывать все действительно значимые «дихотомические» голосования. Безропотное принятие балтийских властей и своей судьбы несомненно имеет во многом те же психологические основания, что и безропотное принятие ельцинских реформ. Но всё же, как мы попытаемся показать, здесь дело отнюдь не только в пассивности русских и готовности к подчинению начальству.

Русские могли оказывать сопротивление, но могли и просто выехать из балтийских стран на Родину, к чему их активно подталкивало коренное население и власти. И действительно, многие воспользовались этой возможностью. Но рассмотрим более подробно цифры миграции из стран Балтии в Россию.

В позднесоветский период число ежегодно приезжающих из стран Балтии в Россию очень постоянно для каждой балтийской страны (и всегда меньше, чем число приезжающих из России в Балтию). С 1982 по 1989 г. из Литвы ежегодно отъезжало в Россию приблизительно по 9 тыс. человек (колебания от года к году очень незначительны), из Латвии — по 13 тыс., из Эстонии — по 8 тыс. Для Латвии и Эстонии эти же цифры сохраняются до 1992 г.

Из Литвы русские начали уезжать в Россию в больших числах с 1990 г. В 1990 г. - 12 тыс., в 1991 г. — 10 тыс., в 1992 г. — 15 тыс., 1993 г. — 19 тыс. Это — самая большая цифра. Дальше начинается стремительное падение. 1994 г. — 8 тыс. отъехавших, 1995 г. — 4 тыс. (меньше, чем в советское время), 1996 г. —

3 тыс., 1997 г. — 2 тыс, 1998 и 1999 гг. — по тысячи человек. Отъезды практически прекратились.

Такая же картина в Латвии и Эстонии. В Латвии резкий скачок отъездов в Россию наступает в 1992 г. (27 тыс.). В 1993 и 1994 гг. отъезжают по 26 тыс. В 1995 г. — 15 тыс. Дальше — резкое падение. 1996 г. — 8 тыс., 1997 г. — 6 тыс., 1998 г. — 4 тыс., 1999 г. — 2 тыс. отъехавших. В Эстонии в 1992 г. — 24 тыс., 1993 г. — 14 тыс., 1994 г. — 11 тыс., 1995 г. — 9 тыс., 1996 г. - 6 тыс., 1997 г. — 3 тыс., 1998 г. — 2 тыс., 1999 г. — 1 тыс. [Демографический ежегодник России 2001, с. 320—321].