Притворяясь мертвым

Она стоит у раковины, мне приходит в голову, что неплохо бы до сока выпить воды, и я подхожу к ней. Вода ледяная и на вкус не такая, как в городе. Я выпиваю четыре-пять стаканов. Удивляюсь ее мягкому вкусу.

— Какая у вас чудесная вода! — восклицаю я и закрываю кран.

Это первое, что пришло мне в голову. Бабушка Туве смеется, даже Стиг начинает светиться и говорит, что вода поступает из старого родника, который выкопал еще его дед почти сто лет назад.

Лед растаял. Мы болтаем обо всем на свете. Туве растворяется в беседе со своей бабушкой, и мне становится еще понятнее, о чем она пыталась мне рассказать. В ее разговоре я почти чувствую то солнце, которое светило в ее детстве. Когда бабушка разговаривает с Туве, та становится главным действующим лицом. Не могу объяснить это иначе. В голосе бабушки слышится какая-то особая теплота. Я вижу, Пия-Мария тоже замечает это. Она оборачивается, чтобы посмотреть, что происходит. Но ничего особенного нет. Просто голос бабушки делает Туве значительной.

Мы получаем большой пакет с белыми яйцами, я немного удивлен, потому что считал, что деревенские яйца должны быть коричневыми. Филип придумывает, как повесить пакет с яйцами внутри одной из кастрюль сбоку велосипеда. Стиг помогает, убирает зайца, посмеиваясь.

Бабушка Туве выглядит довольной, понимая, что мы из того же мира, что и они.

— Берегите себя, — говорит она нам на прощание.

— Вы тоже, — кричит Туве.

Меня посещают смутные подозрения: есть что-то неправильное в том, что два старика живут здесь так уединенно.

Это где-то здесь?

Мы весело продолжаем наш путь. Может, все дело в воде из родника дедушки Стига, но я чувствую, что смогу доехать на велосипеде хоть до края земли. Машин тут нет. Лес подползает все ближе, сгущается вдоль дороги. Некоторое время нас провожает журчащий родник, и Филип кричит, что здесь зимой идеальное место для оляпок[3].

Примерно через час начинается лес. Огромное болото расстилается перед нами. Лишь одинокие низкорослые сосны торчат то тут, то там. Теперь мы действительно чувствуем, что оказались в каком-то ином месте. Далеко от всего: от города, от «Макдоналдса» и от старой доброй Астраканвэген.

Филип останавливается и изучает карту.

— Это Лосиное болото, — говорит он.

Я выжидаю удобного случая и мочусь на край болота. Где-то у нас за спиной барабанит дятел.

— Желна! — мимоходом отмечает Филип.

Я подхожу и заглядываю в карту.

— Далеко еще?

— Нам надо обогнуть болото, и затем — на север, — Филип проводит пальцем по листу карты, карта заканчивается, и палец Филипа зависает в воздухе.

— Этого места нет на карте?

— На этой нет.

— Поэтому люди не доходят туда?

— Наверное.

Мы обходим Лосиное болото. Пара серых журавлей с криком взмывает над водой. «Вот теперь мы и правда среди дикой природы», — думаю я.

Дорога внезапно обрывается. Перед нами стоит дорожный знак, такой ржавый, что ничего не разберешь.

— Сюда, — говорит Филип и едет вперед.

Дальше нет настоящей дороги, лишь тропинка, бегущая вглубь леса. Ума не приложу, как Филип ориентируется?

Внезапно мы словно попадаем в другой лес. Не знаю, где это случилось, но мы как будто миновали невидимую границу. Деревья становятся выше, стволы мощнее, тут и там лежат гигантские валуны, поросшие ковром темно-зеленого мха. Муравейники теснятся, словно многоэтажные дома в пригороде.

Мы видим кучу лосиного помета, от которой еще поднимается пар. Я вспоминаю, как Филип взял в руки собачье дерьмо. Лосиный помет красив. Он похож на продолговатые орехи, которые ничем не расколешь, Кристин настойчиво требует такие на Рождество.

Узкая звериная тропа, по которой мы только что шли, закончилась. Она незаметно исчезла, словно кто-то осторожно стер ее ластиком.

Вела ли она в никуда? Или это где-то здесь?

Мы останавливаемся, оглядываемся, воздух насыщен запахами леса и влагой.

— Неужели такие места еще остались? — удивляется Туве. — Мы словно попали в другое время.

Мы прячем велосипеды в зарослях елового молодняка. Там их никто не найдет.

Филип доволен.

— Здесь настоящий лес, — говорит он и поднимает тяжелый рюкзак. Заяц слегка помахивает лапами.