Притворяясь нормальной. История девушки, живущей с шизофренией

Регулирование темпа повествования, говорили мне в университете, – одна из главных трудностей начинающего писателя, потому что начинающий писатель хочет рассказывать совершенно не о том, что нужно, или обо всем сразу. В больнице в Ковингтоне, штат Луизиана, куда я была госпитализирована во время рождественских каникул, которые мы проводили у родственников К., один медбрат говорил нам, что мы попали сюда, потому что не верим в Иисуса. Это убеждение он экстраполировал на всех пациентов клиники после признания одной молодой женщины в атеизме во время сеанса групповой терапии. В октябре 2013 года мне говорили, что я лишилась чувств в самолете, а потом приходила в сознание и снова теряла его на протяжении четырех часов, что у меня, возможно, был припадок, что у меня не было никакого припадка, что ничего нельзя было сделать. Мне говорили ехать домой и непременно снова обратиться в «неотложку», если я опять потеряю сознание. Мне дали тест на нейротрансмиттеры[45] и велели прислать его почтой, чего я в итоге не сделала, отчасти из-за невероятного числа грамматических и орфографических ошибок в инструкциях, а отчасти потому, что доктор М. сказала мне, что такие тесты – бред сивой кобылы. Мне говорили, что я потеряла 10 килограммов веса за 2 недели, но единственной моей физической проблемой была периферическая невропатия, что означало онемение и покалывание в ладонях и ступнях. В октябре было решено, что это результат отравления витамином В6. Впоследствии это заключение было отвергнуто. Мне говорили, что мой дебютный роман «еще рассматривается», в каждом издательстве, куда я его посылала, что в сущности не значило ничего. В октябре я начала «распадаться», но не распознавала это как распад, и в том месяце мне очень много всего говорили, но не сказали, что я снова теряю рассудок.

Побочным эффектом моего состояния было то, что я утратила интерес к еде или забывала о том, что надо поесть; это привело к потере веса. В конце ноября 2013 года я снова помещалась в топики размера XS и платья нулевого размера. Сама удивилась, как это быстро произошло.

Когда я все же смотрелась в зеркало – чего по большей части избегала, ибо неврологическое нарушение, которое разрывает связи между эмоциональным узнаванием и лицами людей, распространяется и на мое собственное лицо, – я замечала, что мое тело разительно изменилось. Во время одного визита в ванную я приподняла ладонями свой обвисший лифчик. Кости. Когда-нибудь – прах. Я заказала новый лифчик, черный, отделанный персиковым кружевом.

Его доставили. Он почему-то показался мне абсурдным в своей сексуальности. Чашки едва прикрывали грудь. Лямки были сделаны на манер сбруи. Это была я, но это была не я. Я сделала автопортрет на Polaroid из 1970-х. Получившуюся фотографию, на которой я изо всех сил стараюсь придать лицу очаровательное, влекущее выражение, я подарила К.

В этих воспоминаниях в изобилии присутствуют соматические детали: что на мне было надето, как я выглядела. Я говорила себе посредством зеркал, нарядов, полароидов и взвешивания: у тебя есть тело. Это тело живо.

Я потеряла 10 килограммов всего за 2 недели, потому что утратила интерес к еде. Я сама удивилась, как быстро это произошло.

Но чем усерднее я старалась напоминать себе самыми разными способами, что у меня действительно, кажется, было тело, тем большее волнение меня охватывало. Существование в качестве мертвой противоречило так называемым доказательствам существования в качестве живой. Я стала избегать этих доказательств, поскольку они не приносили мне утешения. Напротив, они провоцировали мое безумие.

Зачем все это делать? Почему я вела себя как живая, если верила – на разных уровнях абсолютности, – что мертва? Представление о собственной проклятости ни разу не покинуло меня, когда я страдала бредом Котара, зато уменьшалась степень отчаяния, которое я в связи с этим испытывала. Бо́льшую часть времени я была способна заткнуть это отчаяние достаточно далеко, чтобы продолжать – бесцельно, на мой взгляд, – чистить зубы, иногда мыть голову в раковине и отчитываться о своих симптомах фантому, который утверждал, что он мой врач.

Самоубийство мне на ум не приходило, хотя раньше, во время моих депрессий, я об этом думала. Вероятно, рассматривай я самоубийство как вариант, я не стала бы продолжать выполнять задачи, которые считала бессмысленными, и вместо этого попыталась бы убить себя. Но поскольку я была мертвой женщиной, мое состояние означало, что успешное самоубийство просто обрекло бы меня на тот же самый, а то и на более глубокий, неизмеримо более страшный круг ада.

Вместо того чтобы убить себя, я посмотрела фильм «Приколисты» Адама Сэндлера. Я и не знала, что певец и автор песен Джеймс Тейлор снялся в эпизоде этого фильма. Когда он появился на экране, я подумала: о боже! Не могу поверить, что Джеймс Тейлор все еще жив, а я умерла.

24 ноября 2013 года.