Притворяясь нормальной. История девушки, живущей с шизофренией

«Живописец конструирует, фотограф разоблачает», – говорит Сьюзен Зонтаг в эссе «О фотографии». Я могла бы изучать тщательно продуманные автопортреты Вудман, чтобы раскусить, что кроется под поверхностью ее образов, и попытаться обнаружить места, где видны нити ее самоубийства, точно золото, посверкивающие в тусклом полотне. Самоубийство требует нарратива, но дает его редко – или вовсе никогда. «Девочка-подросток покончила с собой после того, как родители запретили ей красить ногти в черный цвет» – таким был один газетный заголовок из моего детства, вызвавший у меня недоумение. Почему черный цвет? Почему покончила с собой? Я тогда не понимала тяги к саморазрушению, зато поняла ее позднее. В 15 лет я составила список «Причины убить себя» на последней странице дневника; наверное, потому что понимала – одной причины недостаточно. По мнению одной газеты, Вудман прыгнула из окна потому, что ее расстраивало отсутствие признания: «Юная гениальная художница покончила с собой, когда ее отвергли в провинции и отказали в финансировании в Центре изящных искусств». Конечно же, само по себе это было формой признания.

В свои 16 я была избрана для прохождения летней программы в Калифорнийском институте искусств, что позволило мне получать стипендию штата Калифорния для подающей надежды молодежи в области литературы. В первый день работы этой программы к нам пришел сотрудник и развернул список с именами: в этом списке были фамилии кандидатов, которые не прошли отбор в программу. В следующем году, уже в другой летней художественной учебной программе, где я изучала гравюру и рисунок, я познакомилась с тусклой блондинкой по имени Клер, которая потом стала моей лучшей подругой. Клер, как выяснилось впоследствии, была в списке тех, кто не прошел отбор Калифорнийского института в предыдущем году.

В 15 лет я составила в дневнике список «Причины убить себя»; наверное, потому что понимала – одной причины недостаточно.

Я повесила свою медаль стипендиатки Калифорнии в области изящных искусств на доску объявлений в спальне, рядом с полоской кинопленки с первыми кадрами фильма «С широко закрытыми глазами». Но разнообразные символы моих достижений постоянно куда-то деваются: я понятия не имею, где сейчас мои дипломы или эта медаль, хотя продолжаю стремиться ко все бо́льшим достижениям и бо́льшим знакам отличия. В упражнениях, рассчитанных на выявление главных ценностей, «признание», к моей досаде, всплывает снова и снова. Я так же пекусь о признании, как и о самоуважении, в значительной мере потому, что не доверяю своей самооценке. Я была одержима парнем, который подарил мне полоску пленки из фильма «С широко закрытыми глазами», но даже не представляю, было бы мое отношение таким же, если бы эти чувства к нему были взаимными. «Мы путаем просто чувства с чувствами любви», как однажды сказала мне подруга.

Вудман, по словам ее друга Джузеппе Галло, всегда думала исключительно о фотографии. Никогда не отвлекалась. «Каждый миг жизни Франчески, – говорит он, – был подготовкой к фотографии». Подготовиться легче, имея модель, которая всегда под рукой, а какой сюжет может быть доступнее для наблюдения, чем ты сама? Есть ли лучший материал, чтобы делать искусство, если ты – амбициозная художница, каковой Вудман, несомненно, была? Почему бы мне как писателю не писать эссе, в которых я сама являюсь героиней?

Франческа, что ты думаешь об этих фотографиях?
Ты понимаешь, что я пыталась сделать?
Я пыталась сделать себя более реальной.

Во время одного психотического эпизода, утратив четкое представление о себе и мире вокруг себя, я сделала своим защитным механизмом фотосъемку на SX-70 Polaroid и Contax T2. Важно было, чтобы этот процесс включал использование настоящей, материальной пленки. А моментальный снимок как нельзя лучше давал осязаемый и мгновенный результат.