Притворись бабочкой

– Хорошо, – шепчу я. Ладони сами опускаются на колени и накрывают их. Молюсь, чтобы не появилась та давно забытая нервная привычка – чесать коленки.

Не думала, что говорить будет настолько тяжело. Снова вздрагиваю. Пытаюсь отключить все мысли и подумать только об одном – путешествии в детство. Туда, откуда взял начало тернистый путь взросления, переходный возраст, переосмысление самой себя.

– Лэйн, – обращаюсь я к нему и ловлю на себе его взгляд, – обещай, что из твоего рта не вылетит ни одна усмешка. – Произношу это как можно серьезнее, чтобы он понял: эта тема слишком личная, она не терпит неуважения. Иначе мое сердце почернеет, и я досрочно завершу игру.

– Я и не планировал над тобой насмехаться.

Я собираюсь с мыслями и один раз громко вздыхаю. Ногти так и тянутся к коленкам. Зуд распространяется по телу. Стараюсь дышать ровно и глубоко, сконцентрировавшись на собственных воспоминаниях. Меня словно бьют током, когда я дохожу до заветной точки и бросаю тихое слово:

– Джитта.

Выдыхаю. И продолжаю, зная, что у меня нет выбора. Я обязана раскрыть правду, так как сама начала игру.

– В тринадцать я сильно поправилась на фоне гормонального всплеска. Сама я этого не понимала и чувствовала себя хорошо. Знаешь, наверное, беззаботнее и счастливее меня в тот момент никого не было. Я не зацикливалась на разного рода вещах, как, например, складки на животе, надутые щеки, ляжки, на которые косо смотрели одноклассницы. Но потом меня начали оскорблять. И каждый раз, когда меня пытались уколоть, всегда кричали: «Джитта». Это слово настолько засело у меня в голове, что я больше не могла выносить его.

Сердце бьется так сильно, словно вот-вот вырвется из груди. Мне страшно открыть глаза и посмотреть на Лэйна. Я и сейчас не худая, но… Но мне так не хочется его разочаровывать. Я будто теряю свою защитную оболочку, постепенно раскрываясь перед ним.

– Мне кажется, или произошло что-то еще? – Он задает вопрос без лишней уверенности, но все же ранит мою душу. Осколки его фразы влетают мне прямо в грудь. Я инстинктивно чешу коленки, уже не в силах сдерживаться. Почему Кеннет делает вид, что знает меня целую вечность? Почему догадывается обо всем, а самое главное – видит мои слабости?

Меня накрывает неприятное чувство: озноб, резкое помутнение в глазах и зуд, жуткий нервный зуд. Никогда не думала, что кто-то окажется свидетелем этого ужасного тика. Я сама загоняю себя в тупик, размышляя над тем, что делать дальше. Он хочет услышать истину из моих уст.

– Мне неприятно, – признаюсь я. – Будто из легких выкачали воздух.

– Так бывает, когда трогаешь старый шрам. Если сложно, не продолжай.

После его слов я судорожно убираю руки с коленок. Взгляд падает на шрамы на его ладонях. Я заметила их еще в первую нашу встречу, но не спрашивала и не упоминала о них. Возможно, позже Лэйн расскажет сам. Почему-то я уверена, что за ними кроется длинная история. Не просто падение или нелепая ситуация, а что-то глубже и мрачнее.

– Дай мне несколько минут, – прошу я Кеннета.

Он утвердительно кивает, вручая мне, словно подарок, ценное время для того, чтобы прийти в себя.

Выдавливать из себя правду – вот что на самом деле трудно, когда общаешься с человеком. Если в начале знакомства ты надеваешь маску, не показываешь свое настоящее «я», то тебе легко дается и сам разговор, и познание твоего собеседника. Ты пока не привязываешься к нему. А потом, когда раскрываешься и говоришь правду, открывая душу, связь между тобой и твоим знакомым становится очень крепкой. Не все ее выдерживают. Кеннет точно не сможет вытерпеть мои изъяны.

– Ты прав, я не открыла правду до конца. – Смотрю на Кеннета, а он на меня. Чувствую силу, которая исходит от его взгляда. Щеки предательски начинают гореть. – Надеюсь, ты не убежишь после.

– Даже так? – Кеннет наклоняет голову набок и, улыбаясь, обнажает белоснежные зубы. Еще одна особенность, которую я заметила за ним – у Лэйна есть просвет между двумя передними зубами, который добавляет миловидности его лицу. Наверное, многие считают эту его особенность отталкивающей, но не я. Я так не думаю.

– Да, еще не поздно свалить, – предупреждаю я его.

– Как видишь, меня ничего не пугает. – Он реагирует спокойно, на секунду прикрывая глаза. Предполагаю, что Кеннет тоже наслаждается вечерней прохладой и свежим воздухом, который здесь просто чистейший из-за растительности.

– Когда мы переодевались перед уроками физкультуры, одноклассницы постоянно подшучивали над моими складками на животе, – вновь выдавливаю я из себя правду. – Каждый раз меня словно били по голове, пуская злые шутки по поводу моей внешности. Меня это задевало настолько сильно, что после я приходила домой, отбрасывала портфель и не могла ни с кем разговаривать. Я думала только об одном.

– О ненависти к своему телу? – выдает Кеннет, и я замираю. Вместе с дыханием останавливается и сердцебиение. По крайней мере, мне так кажется.