Привал на Эльбе

— Мелко. Полюбить жену хозяина кафе, — расхохотался Курц и победоносно посмотрел на Вальтера. — Вы спрашиваете наше мнение о концерте? — снисходительно заговорил он. — Скучноватый концерт. Вот если бы артистки голенькие плясали на столах…

Все рассмеялись. Вальтеру стало досадно. Он вспомнил слова Михаила о том, что ватага не будет слушать беседу. Но Вальтеру хотелось во что бы то ни стало сорвать бесшабашный разгул «ястребят».

— А почему вы обидели молодую певицу? — спросил Вальтер. — Надо уважать молодые таланты.

— Есть предложение, — нарочито подхватил Курц, — организовать общество защиты молодых талантов. В члены должны приниматься посетители этого кафе с четырехлетним стажем и четырьмя ранениями.

«Уйти от них, — подумал Вальтер, — совсем восторжествуют безумствующие молодцы. Спорить бессмысленно, они нанизывают пошлость на пошлость. С ними надо спорить дубинкой, но этот метод осудил комендант». Вальтер решил подействовать на своих сверстников, крещенных свастикой, более сильным доводом:

— Вы уже не популярны среди молодежи города, — сказал он Курцу. — Большинство юношей и девушек вступило в Общество дружбы с Советским Союзом, изучают его культуру…

— Я тоже изучаю, — перебил Курц, — читаю надписи на советских консервах.

Опять все разразились смехом.

Елизаров со стороны следил за столкновением Вальтера с Курцем. Ему стало жалко самозабвенного парня и противно, что разгульные молодчики ведут себя вызывающе.

— Вам надо поступить в школу первой ступени и научиться вежливости, уважению людей, — потеряв надежду на удачную беседу, сказал Вальтер поучительным тоном.

— Можно составить компанию? — поспешил на выручку Михаил. — У вас веселый разговор.

— О вежливости? Образцово скучный… — нарочито зевнул Курц.

— Но полезный. В обществе зевать — тоже признак невежливости, — заметил Михаил.

— От вежливости мало дохода, — тем же тоном протянул Курц.

— Конечно, за вежливость не платят, — парировал Михаил. — Но она ценится очень высоко.

Стол, за которым началась стычка Михаила и Курца, обступили молодые люди, подошли и Эрна с Верой. За их плечами стояли Тахав и Любек. Курц принял вызов и надеялся сразить новоявленного посетителя. Он считал себя начитанным и, как казалось ему, имел собственный взгляд на вещи.

— Дешевый афоризм. Вежливость помеха храбрости. Молодого человека красят физические совершенства: все дело в том, как он стреляет, боксирует, владеет дубинкой.

— Это грубо! В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и мысли.

Курц сделал важную мину, будто он давным-давно знает то, о чем говорит собеседник. Он встал, выпятил грудь и, долбя стол указательным пальцем, отрубил:

— Прекрасное — сила! Кто сильный, тот и красивый.

Курцу казалось, что он произнес неуязвимые слова. По выражению лиц своих друзей он судил, что произвел ошеломляющее впечатление. Вальтер нетерпеливо ждал ответа Елизарова: хорошо бы тот поставил Курца на колени. Михаил не спешил, не горячился и не гневался. Обдумывая атаку ретивого недруга, иногда затруднялся в выборе слов: не в полном совершенстве знал немецкий язык. Он достал папиросы, предложил Курцу, Вальтеру и другим любителям, затянулся и сделал легкий жест.

— Сила — понятие относительное. Для мышей, например, «сильнее кошки зверя нет». Вам, наверное, казалось, что Гитлер как полководец превзошел и Наполеона. А мы считаем, что Гитлер походил на Наполеона не больше, чем котенок на льва.

Эти слова Михаила взорвали круг слушателей. Вальтер, Эрна, Любек и многие парни захлопали в ладоши. Курцу же это пришлось не по душе. Не потому, что сравнили покойного фюрера с котенком. Курц не очень грустил о нем. Ему досадно стало, что его собственное изречение о силе померкло, как коптилка в электрическом свете. «Кто же все-таки этот незнакомый собеседник?» — подумал Курц. Он откусил конец мундштука папиросы и спросил:

— Кто имеет честь говорить со мной?

— Вежливости ради спрашивают наоборот, — подрубил Михаил высокомерие Курца. — Но я человек не гордый, отвечу. Я советский офицер, работник комендатуры.

Курц оторопел. Хотя он не боялся работников комендатуры, зная их беспристрастие, дружелюбное отношение к жителям города, но пожалел, что так буйно вел себя, чуть не побив Эрну. Он прикинулся хамелеоном.

— Тускло светят лампочки. — Он указал на люстру. — Не знаете, кто изобрел такие штучки?

Слова были медовые, а мысли ядовитые. Курцу хотелось уязвить собеседника тем, что русские якобы слабы в технике. Михаил улыбнулся: смешным показался ему ученический прием Курца. Он повернул разговор на другой лад:

— Хотите, угадаю ваши мысли?

— Не думаю, что- вы волшебник, — со скрытой иронией заметил Курц.

В глазах собеседников, сгрудившихся вокруг стола, зажглось любопытство. Только у Вальтера по лицу скользнула гримаса недовольства. Он думал, что в назидание другим Елизаров осадит, отчитает вдохновителя оргий, и вдруг советский офицер сам завел забавный разговор.

— Вы думаете, — сказал Михаил, отгадывая мысли Курца, электрическую. лампочку изобрел Эдисон.

— Правильно! Я это отлично знаю, — похвалился бравый знаток техники.