Приверженная

— Все хорошо! Просто… Надеть сапоги на каблуках было ужасной идеей. Спина ужасно болит. Я ощущаю себя поломанной куклой.

— Я обещаю тебе массаж, как приедешь. — хрипло прошептал он, а затем бархатисто добавил: — И еще кое-что… Расслабляющее.

Вспомнив про фастфуд, который мы ели с Максом, тут же опомнилась и едва ли не выкрикнула:

— Только сперва я хочу заехать в МакДональдс. Смерть, как хочется гамбургер! — меньше всего хотелось, чтобы Шакалов вычислил меня по запаху!

— Хорошо. — одобрил мужчина и за минуту до отключения коротко бросил: — Возьми и мне.

Я приехала к дому когда уже стемнело. И пусть зимой это происходило рано, по ощущениям я вымоталась на неделю вперед. Сумасшедшие просто: похищение, байк, свидание и возвращение домой. Сегодняшний день мог бы стать самым ярким событием в моей жизни… Мог. Но, как оказалось, он еще не окончен.

Скинув туфли на входе, я там же оставила пакетик с бургерами. Шуба отправилась на вешалку, а я устало поплелась вверх, желая по скорее оказаться на кровати.

Потом я много раз вспоминала и не понимала. Как?! Как я могла не заметить, что по всему дому выключен свет и горят лишь ароматические свечи?! Как лепестки каких-то розовых цветов не зацепились за мои вязанные носки, а изящная классическая музыка не напрягла?

Я лишь ввалилась в комнату, захлопнула дверь слишком громко и, наконец, растворилась в мягких подушках постели. Спина буквально ментально послала мне большое человеческое спасибо!

Успев закрыть глаза лишь на долю секунды, я вдруг услышала, как хлопнула дверь. Ей богу, казалось каждый предмет в комнате подпрыгнул от этого грохота. Сил хватило лишь на то, чтобы приподнять голову и искоса посмотреть на Шакалова.

Он стоял в проходе, словно разъяренный зверь, глядя на меня, как на главную нарушительницу всех его правил. Не знаю, как ему удалось себя так накрутить, но я буквально прочувствовала каждой фиброй души его полное раздражения и злобы шипение:

— Ты сделала это специально? Снова проявляешь свой характер?!

Ой… В тот момент сердце буквально упало в пятки. Черт, черт, черт! Естественно, он все узнал. Возможно, даже успел наказать Макса. Мысли путались, дыхание ускорилось, а пульс зашкаливал. Минута молчания затянулась, взгляд Кирилла был хуже лампы в лицо на допросе. Черные глаза смотрели прямо в душу, вытягивая все тайны. Я было готова начать извиняться и молить прощение, но он прорычал первым:

— Какого черта ты тут, Черничка? По-твоему я должен ждать тебя на верху три часа?!

Я растерянно обернулась по сторонам. В моей комнате не было даже часов. Но… могла ли я закрыть глаза на пару минут, а проснуться через три часа?

— Что? Что вообще ты хочешь… — мысли немного путались, глаза резал свет из открытой двери. Мне пришлось собрать волю в кулак и сесть, чтобы лучше соображать. — Ты меня где-то ждал. Так?

Буквально на глазах выражение лица Кирилла менялось: ярость, непонимание, растерянность и наконец обеспокоенность. Словно забыв то, о чем он говорил ранее, Шакалов на ходу закатал рукава идеально выглаженной белой рубашки и подошел в плотную.

— Ты не переоделась. — только и сказал мужчина, а затем стал на колени напротив меня. Его руки с уверенностью хирурга стянули сперва один носок, а затем и другой. Не глядя на тумбочку, Кирилл достал из шкафчика новую пару белых гольфов и оторвав этикетку начал медленно натягивать ее на тело.

Его пальцы снова и снова касались тонкой кожи и я вздрагивала каждый раз, словно ударяло молнией. Наверное, подобную заботу можно было бы назвать детской и смешной, но мне она такой не казалась. Никто и никогда не переживал в каких носках я хожу по квартире, переоделась ли, и нормально ли поела. Для Шакалова же это было нормой и он относился к этому серьезнее, чем к своему распорядку.

Но было в этом во всем нечто безмерно грустное. Он делал это не для меня, как для женщины, а как для инкубатора. Будущая чета Шакаловых должна родиться здоровой и невредимой! И пусть в такие моменты я была рада за детей, но ощущала себя пустым местом. Словно связной кабель между абонентов «А» и «Б».

К тому же, воспоминания о лжи Кирилл жгли сердце. И чем больше его пальцы касались кожи ног, чем больше заботы он проявлял, тем сильнее все внутри ныло. В конце концов, я сама отпрянула от него и быстро доделав начатую работу, хрипло прошептала:

— Что ты творишь?

Он ничего не ответил. Внимательно глядя на меня. Глаза в глаза. Я бы хотела сказать, что они были пустыми и холодными, но не в этот раз. Не сейчас… В тот момент он смотрел на меня по-другому. С какой-то скрытой тоской и надеждой. Но… затем?!

Мне было проще ненавидеть его, когда Шакалов вел себя, как последний урод, не позволяя даже капли человечности проскользнуть в поступках и мимики. Сейчас он словно специально открыл ту дверь, которую я не просила. Ту дверь, за которой было что-то, кроме безмерной стужи и ледяных глыб. Ситуацию осложняло еще и странное осознание, что я, возможно, первая, кто видит Кирилла Шакалова таким: уязвимым, от части покорным и открытым.