«Вот нахал, ну что это за нахал такой, только вроде успокоилась, а он опять», и ответила: «Ну полтора часа по переписке это очень большой срок! У тебя есть имя, только настоящее, по паспорту, без приколов и издевательств?..», – спросила она и поставила многоточие.
«Конечно есть, и имя, и фамилия, и адрес. Меня зовут Андрей! !!», – и он поставил два дополнительных восклицательных знака и жёлтый смайлик с подмигнувшим ей глазом.
«Ну, а как меня зовут, я думаю, ты это точно знаешь», – написала она и тоже поставила смайлик, но с улыбкой.
«Конечно я знаю, только это твоё не настоящее имя!», – написал он и смайлик хитро ей подмигнул.
«А это уже не твое дело, что настоящее, а что нет. Я же не спрашиваю пока, что тебе в действительности от меня нужно», – и поставила два смайлика девушка с вопрошающими руками и жёлтая голова с красным высунутым языком.
Но последняя его фраза ей так не понравилась, что она слегка насторожилась и в ускоренном режиме стала перебирать в своей памяти всех Андреев, кто мог знать ее первое девическое имя и фамилию. Но на ум ей почему-то ничего не шло, то ли от выпитого виски, толи от того, что уже было слишком поздно, для мозгового штурма.
В это время он без конца, делая небольшие паузы, высылал ей знаки вопроса, и вдруг, от него пришёл смайлик одинокой грустной собачки, которая, свесив длинные ушки положила свою милую мордочку на передние лапки и смотрит в ожидании жалостливыми глазками.
«Кто же это может быть?», – думала она, глядя на собачку и отсеивала в своей слегка опьяневшей головке одного Андрея за другим. Пока не остановилась на одном: «Андрей, Андрюша, вспомнила, Андрей Никитин! Ну как же я могла о нем забыть! Это же мой Андрей, мой дорогой, любимый Андрей. Мой Андрюша, из моего далёкого детства.» И она, соскочив со стула, едва не уронив его, быстро подошла к огромному книжному шкафу, открыла нижние стеклянные дверцы, за которыми хранились альбомы с фотографиями, и вытащила на пол один за другим насколько старых с детскими и школьными фотографиями. Взяв один из них в руки, она подошла к своему огромному белому дивану села на него и облокотилась на его упругую кожаную спинку. «Вот он мой альбомчик из детства весь запылился и выцвел, бедненький» Смахнув с него рукой пыль, она стала листать страницу за страницей, где на пожелтевших от времени фотографиях были ещё молодые и красивые её мама и папа, её любимый младший братик Саша, и множество знакомых, и милых сердцу лиц. «А вот и Андрей!», – подумала она, рассматривая пожелтевшую фотографию с улыбающимся мальчиком лет пяти, светлыми выбивающимися из-под белой пилотки волосами и красной кисточкой на тоненькой ниточке, свисающей до самых бровей. А вот, я вместе с ним, и мы с октябрятскими звёздочками на школьной форме, мы- октябрята. А вот мы уже в школьном хоре, в спортзале, я в белой фартуке в верхнем ряду, где стояли первое сопрано, а он в низу на лавочке, где альты, его ещё тогда попросили некоторое время на хор не ходить, у него начал ломаться голос и он выдавал голосовые пассажи так, что нарушал стройное звучание всех остальных. А это наш руководитель, Буланов Валерий Георгиевич, он сейчас «Заслуженный деятель искусств России», теперь он великий музыкальный человек, а когда-то в своей молодости занимался с нами, поговаривали, что директор нашей школы оформил его кочегаром в котельную, чтобы хоть как-то платить ему за работу, а об этом узнали в ГОРОНО и был жуткий скандал, и хора не стало. А вот и сам директор школы, Яков Андреевич Шиц, он лично отлавливал всех по школе в день занятия в хоре. Смешно вспомнить!
А эта фотография с выпускного и мы неразделимы, как две капельки воды слившиеся одну побольше, и мы нежно держим друг друга за пальчики, и смотрим влюбленно друг на друга и бесконечно счастливы, и ещё не знаем, что скоро расстанемся друг с другом, и больше никогда не встретимся. Это ужасное слово «Никогда». Я со скандалом, по настойчивому желанию родителей уеду в Москву поступать в театральный, провалю вступительные экзамены и стану работать на полставки в детском саду, а потом опять буду поступать в театральный, потом в ГИТИС. Успех, признание, слава и бесконечная череда фильмов – это всё мои медные трубы, из которых я еле выбралась живой. Фильм хороший, фильм плохой, уже не имело для меня никакого значения, эта была обычная тяжёлая работа на износ, все хотели меня снимать за любые деньги, какие бы я не попросила, и я просила, и я снималась, и они платили. Переезды, перелёты, и не проходящая вязкая усталость и одиночество, куча ненужных мне на тот момент мнимых друзей, зачем-то вдруг неудачное замужество со звёздным алкоголиком-режиссёром, преждевременные смерти родителей, и бесконечные предательства, и опять одиночество, жуткое выворачивающее на изнанку одиночество.